Эльвира Бочкова - Женское сердце в груди

Спасём остатки бескорыстья!

Он упоителен, роман

С обожествившим государство.

Очищен в миг телеэкран

От диких лиц, от их коварства.

Страна делами занятá,

А от вождей устала малость.

…От проржавевшего листа

Избавясь, вёдро начиналось.

* * *

А память, как её ни тормоши,

Взбивает кудри солнечные феном!

Мой сад накрыт не облаком души,

А грушевым цветеньем белопенным.

Но к яблоку в заброшенном саду,

Что светит, как на палубе фонарик,

В беспамятстве сегодняшнем приду,

Чтоб глаз иллюминатора задраить.

Пускай плывёт из прошлого изба

По морю снов,

как лайнера каюта

По морю солнца,

коль она раба

Беспамятства, проспавшего всё утро.

* * *

Когда дожди остудят сушу,

Сухое сердце исцеля,

Я расскажу о том, что трушу

Тебя застать иной, земля.

Есть привыканья парадоксы:

Бороться с ними – локти грызть.

Идут желанья под откосы,

Поскольку с рельсов сходит жизнь.

Но руки в венах поднимают

Живые,

чинят старый хлам –

И тут вовсю гуляют маи,

Где дух цветенья,

как бальзам,

Залечит раны и ожоги,

И в сердце воткнутую жесть.

…И ты с утрá уже в дороге:

Опять спешишь куда невесть.

…НО У ЖЕНЩИНЫ ЕСТЬ И ПРИЧУДА

* * *

Скорей забыть бы о тепле!

День ото дня мороз всё круче.

К зиме привыкнуть было б лучше,

Чем сникнуть, мысля о тепле:

«Уже не сбудется…»

Сбылось!

Подули в полночь ветры с юга –

И, теплокровна, и округла,

Животворительная гроздь

Явилась – праздником – глазам.

Пролился нá душу бальзам –

Сто солнц янтарных винограда.

Лишь стоит руку протянуть –

И…впрочем,

южное

спугнуть

Боюсь… И жду со страхом града.

ЧЕРНОЕ МОРЕ

Ни о чём и не жалею:

Жизнь почти прошла, а с нею,

Как сквозь пальцы утекло,

Невозвратное тепло

Лета, ставшего случайно

Летом главным, главным крайне

В зоне облачности, бурь.

…Море Чёрное – лазурь

Так щемяща, хоть банальна.

…А волна – она обвальна:

Раз! – накрыла с головой

Той лазурью-синевой.

Зародившись в лоне штиля,

Из глубин, со дна взойдя,

Над разиней пошутила:

Окатила, как дитя.

Жизни слаще, жизни горше

Ровным счётом ничего

В жизни нет, и в дивной дрожи

Горла птичье… птичьего

Есть предчувствие блаженства

Петь, как плакать. Горевать.

…Неразумного

главенство

Разве станешь отрицать,

Коль от самого порога

И насколько хватит глаз –

К морю Чёрному дорога,

Словно в туче к солнцу лаз?

* * *

Пусть будет так: любовь, и ветер,

И голос жизни молодой.

Из моря вытащены сети

И пахнут йодною водой.

И солнце спелым абрикосом

Висит над гривой ковылей…

…Ты не устроишься матросом

Ни на один из кораблей, –

Ты будешь тут, где – вечер, камни,

Где – Херсонесская стена.

И по скале, как наковальне,

С размаху бьёт и бьёт волна –

И высекает искру света,

Как в августóвский звездопад

Вдруг высекает силой ветра

Звезду в десятки тысяч ватт.

ЗАМКНУТЫЙ КРУГ

Погостила в южном городе,

Воротилась в тот, где с севера

Ветер спутывает бороды,

Но щадит макушки клевера.

Клевер, в травах разных спрятанный,

Свил в них розовое гнёздышко.

Не возьмёшь мытьём да катаньем –

Светит ровно, ровно солнышко.

Только в город южный рвуся я.

Там – волной морской обкатанный –

Камень… Он моё отсутствие

Пережил бы, да просватанной

Я судьбой была за милого.

Милый был любимцем паруса.

…Море ширью утомило бы, –

Погостила б – и рассталася.

* * *

Соли в рану вс пать стоит.

Кто вниманьем удостоит

Вдаль смотрящие глаза

Веселее, чем бы надо?..

…Улететь, моя отрада,

За моря иль за леса?

Растравила ж ву душу.

Если шторм на море –

Сушу

И мерцающий маяк

Всем в стихах наобещаю,

А куда сама причалю –

Написать не знаю как.

Напиши мне сам из Крыма.

Мол, любовь искоренима,

Может, большею бедой.

Что, доверившись надежде,

Тешусь: в ближнем зарубежье

Ты, любимая… (А прежде

Глупый был и молодой.)

* * *

Как покорилась ты судьбе,

Которой ты не выбирала?!

…Страна, ты много меньше стала

В одном промозглом декабре.

А я – всё та же… Иль не та?

Не зря ли зá ночь залита

Слезами старая подушка?

(Не нами ставилась ловушка –

И волноваться на черта?)

Пусть плачут те, кто, встретясь в Пуще,

Решили всё опять за нас.

(…Перед рассветом сумрак гуще,

Чем сумрак в сумеречный час.)

В сетях бессонницы

о милом

Я все проплакала глаза.

(И пахли солнцем и кизилом

На яхте дальней паруса.)

…Однако, как же я ранима!

И буду, чувствую, и впредь

Звонков и писем ждать из Крыма

И в ночи русские смотреть.

* * *

«…Жизнь плетьми и крапивой секла», –

Не ко времени песня, да к месту…

Милый, жди: разоденешь невесту

И в терновый венец, и в шелка.

Я к тебе возвратилась. На юг.

Птицы к югу как раз полетели –

Вот и пью их прохладные трели

Из твоих – а из чьих же? – из рук.

Всё лицо – словно пламя: горит.

Мне сегодня представить нетрудно

Белый город – как в нём многолюдно! –

Древний город из каменных плит.

Есть у города тайная связь

С обжигающим образом счастья.

…Ожидаю тебя, не страшась, я,

Господин мой, мой милый, мой князь!

Не властнá уже больше печать –

Та, что давит, как время, на сердце.

В Херсонесе разуться, раздеться,

Распустить волоса, одичать,

Повстречаться с тобой – и пропасть:

Пить на дне древней-древней давильни

Свет-очей запредельные ливни

И полынную, терпкую сласть.

КРАСНЫЙ МАК

…И не хотеть с судьбою разговора

О встречах с Ним, случавшихся тогда,

Когда в букет рефрена иль повтора

Включались поездные провода.

Они под стук колёс едва гудели,

А дребезжали там, где рельсы – встык!..

…А между шпал – в стареющем апреле –

Прекрасный мак из прошлого возник.

О, как цвели в апреле юном маки,

Там, у подножья старых Крымских гор!..

(Ни слова лишь о вражеской атаке.

С горы Сапун по ней огонь в упор.)

Ах, мой апрель, ты мною вновь прозёван:

Руками бед своих не развести.

До зёрнышка апрель вчерашний склёван