Эдуард Асадов - Судьбы и сердца

Там есть голубые утесы.
И всех ветров голоса.
Белые альбатросы
И алые паруса.

Там есть залив Дон Кихота
И мыс Робинзона есть.
Гитара в большом почете,
А первое слово — «честь»!

Там сплошь туристские тропы,
И перед каждым костром
Едят черепах с укропом
Под крепкий ямайский ром.

Там песня часто увенчана
Кубком в цветном серебре.
А оскорбивший женщину
Сжигается на костре.

Гитары звенят ночами,
К созвездьям ракеты мчат.
Там только всегда стихами
Влюбленные говорят.

И каждая мысль и фраза
Сверкает там, как кристалл,
Ведь здесь никому и ни разу
Никто еще не солгал.

От Арктики до Антарктики
Люди весь мир прошли,
И только остров Романтики
На карты не нанесли.

Но, право, грустить не надо
О картах. Все дело в том,
Что остров тот вечно рядом —
Он в сердце живет твоем!

На земле не бывает еще без драк —
В прямом и любом переносном смысле.
И если пока существует так,
То пусть над людьми взвивается флаг
Честного боя и честной мысли.

Когда же бросаются вдруг гурьбой
На одного удальцы лихие,
То это такой уж нечестный бой,
Что просто диву даешься порой:
Как только живут подлецы такие?

Лупят расчетливо и умело.
И я, не колеблясь, сказать берусь,
Что только самый последний трус
Способен пойти на такое дело!

Еще бы! Ведь можно сломать любого,
Если кучей на одного.
А главное, риска же никакого!
Полное низкое торжество!

И если такой вот нечестный «бой»
Берет начало порою с детства,
То качество это идет в наследство
И людям с седеющей головой.

Что ж, кулаков тут, пожалуй, нету.
Здесь все бескровно на первый взгляд.
И все же хоть тут и не бьют кастетом,
Но ребра не меньше порой трещат…

И здесь, не в проулке, а в светлом зданье,
Где пальцем не тронет тебя никто.
Все тихо и мирно, идет собранье.
И вдруг — что-то явно пошло не то…

Выходит один, и другой, и третий,
И разом вдруг кучей на одного!
Слова их то плети, то хитрые сети,
Попробуй осмыслить, найтись, ответить,
Подчас и не выдавишь ничего!

Один растерялся, а те и рады
И громоздят этажи из лжи.
Ведь сговорились же явно, гады.
А вот попробуй-ка, докажи!

Вина? Да вины-то подчас и нету!
Какая-то мелочь. Но суть не в том.
Им надо сломать его, сжить со света,
И лупит с трибуны за громом гром!

Есть в жизни хорошее слово: спайка.
Мы с детства привыкли хранить его.
Но если кучей на одного,
То это не спайка уже, а шайка!

И среди черт не весьма красивых,
Что прячутся где-то в душевной мгле,
Эта — из самых, увы, трусливых,
Из самых подленьких на земле!

Живу для людей и пишу для людей,
Все время куда-то спешу и еду,
Ведь каждая встреча — это победа
В душах людских и судьбе моей.

Читаю стихи, как себя сжигаю,
На тысячи тысяч дробясь огней.
Записки, записки… И я отвечаю
На ворох вопросов моих друзей.

Вопросы о жизни, о мыслях, о планах
И кто ваши недруги и друзья,
О ратных дорогах трудных и славных
И: «Почему ни явно, ни тайно
Нигде Ваших книг раздобыть нельзя!»

Вопрос о дедукции и телепатии,
«Нужны ль современным стихам соловьи?»
«Ваше любимейшее занятие?»,
И вдруг вот такой от студентов МАИ:

«Наш дорогой Эдуард Асадов!
Мы знаем. Вы против фанфар и парадов,
И все же считаем неверным, что Вас
Обходят едва ли не всякий раз
В различных званиях и наградах…

Не стоит скрывать, но ведь так бывает
Что многих, кому эти званья дают,
Никто ведь не знает и не читает,
А вас в народе не только знают,
Но часто как близкого друга чтут».

Стою в скрещении тысяч глаз
И словно бы сердцем сердец касаюсь,
Молчу и на пыл возбужденных фраз
Душой признательно улыбаюсь.

Затих зал Чайковского, люди ждут.
И пусть разговор не для шумной встречи,
Но если вопрос этот там и тут
Мне в каждом городе задают,
То я в двух словах на него отвечу:

— Мои замечательные друзья!
Конечно, все звания и награды —
Прекрасная вещь! Отрицать нельзя,
Но я признаюсь вам не тая,
Что мне их не так-то уж, в общем, надо…

В мире, где столько страстей и желаний,
У многих коллег моих по перу
Значительно больше наград и званий.
И я, улыбаясь, скажу заране:
Спокойно все это переживу.

В святилищах муз, полагаю я,
Возможно ведь разное руководство,
Встречаются зависть и благородство,
Бывают и недруги и друзья.

И кто-нибудь где-нибудь, может быть,
Какие-то списки там составляет,
Кого-то включает иль не включает,
Да шут с ним! Я буду спокойно жить!
Меня это даже не занимает.

Ведь цель моя — это живым стихом
Сражаться, пока мое сердце бьется,
С предательством, ложью, со всяким злом,
За совесть и счастье людей бороться.

В награду же выпало мне за труд,
Без всякого громкого утвержденья,
Сияние глаз, улыбок салют
И миллионных сердец биенье.

И, пусть без регалий большого званья,
Я, может, счастливее всех стократ,
Ибо читательское признанье —
А если точней, то народа признанье —
Самая высшая из наград!

На правой руке золотое кольцо
Уверенно смотрит людям в лицо,
Пусть не всегда и счастливое,
Но все равно горделивое.

Кольцо это выше других колец
И тайных волнений чужих сердец.
Оно-то отнюдь не тайное,
А прочное, обручальное!

Чудо свершается и с рукой:
Рука будто стала совсем другой,
Отныне она спокойная,
Замужняя и достойная.

А если, пресытившись иногда,
Рука вдруг потянется «не туда»,
Ну что ж, горевать не стоит,
Кольцо от молвы прикроет.

Видать, для такой вот руки кольцо —
К благам единственное крыльцо.
Ибо рука та правая
С ним и в неправде правая.

На левой руке золотое кольцо
Не так горделиво глядит в лицо.
Оно скорее печальное,
Как бывшее обручальное.

И женская грустная эта рука
Тиха, как заброшенная река;
Ни мелкая, ни многоводная.
Ни теплая, ни холодная.

Она ни наивна и ни хитра
И к людям излишне порой добра,
Особенно к «утешителям»,
Ласковым «навестителям».