Александр Житинский - Плывун

И конечно, нелепость никому и ни за что не отдал бы Пирошников. Причем не то чтобы он был нелеп от природы — косорукий, косорылый или кривобокий. Он был нелеп внутренне, и это не всеми даже замечалось, его часто принимали за нормального человека, тогда как именно нелепость и была нормой Пирошникова, к тому же Владимир Николаевич, как мог, эту нелепость скрывал, отчего выходило еще нелепее.

Спустившись на минус третий, он увидел напротив своей двери в коридоре даму весьма среднего возраста, чинно сидевшую на табурете, по-видимому, в очереди к прорицательнице. Деметра вела вечерний прием.

Пирошников затворился у себя, первым делом поставил на пол и подключил ноутбук, чтобы создать хоть какую-то видимость жилья. Затем вынул из портфеля кефир, нарезанную колбасу и батон и принялся все это поедать, сидя на тахте и беседуя с Николаичем, который уже закончил ужин и лежал на полу, растянувшись возле своей плошки.

— А ты знаешь, Николаич, я тебя, пожалуй, назначу исполнительным директором, — начал Пирошников. — Ты будешь зицдиректор, как Фунт. Не читал? У нас бывают нарушения. Софья чеки не пробивает своим покупателям, уклоняемся от налогов. Если что, придется посидеть немного. Котам много не дают, они не олигархи. Котам чаще условно… Как ты на это смотришь?

Николаич смотрел безмятежно. Пирошников же чувствовал, что вся эта бравада для кота, а вернее, для самого себя, ибо что коту до его бравады, лишь вуалирует душевную неустроенность, чтобы не скатиться в отчаяние. И дело было даже не в том, что предстоял тяжелый переезд, обустройство и непонятные перспективы бизнеса на новом месте. Все это раньше он проходил и справлялся. Но сейчас впервые почувствовал, что у него пропала уверенность.

Он вспомнил рекламу дезодоранта. Вот что придает мужчине уверенность! Пирошников выругался про себя. Он никогда в жизни не пользовался дезодорантом.

В дверь постучали. Николаич встрепенулся и оторвал голову от пола.

— Входите! — крикнул Пирошников, не вставая с тахты.

В дверях опять показалась Деметра. Она окинула комнату быстрым понимающим взглядом и заявила:

— Так. Я вижу, у вас конь еще не валялся. Я сейчас.

И она исчезла, чтобы появиться через пять минут со стопкой постельного белья, одеялом и подушкой. Все это она выложила на тахту под протестующие возгласы Пирошникова, успевшего вскочить на ноги.

— Вам застелить? — спросила она.

Пирошников лишь бурно замахал руками. Он весьма опасался женщин, берущих над ним шефство без его согласия. А таких находилось достаточно, ибо он не имел привычки следить за своим внешним видом и вообще заниматься бытовыми подробностями. Ранее он, бывало, подозревал матримониальное начало в такой заботливости, но сейчас? В женихи он явно не годился.

— Мне неудобно, право… — наконец выговорил он.

— Я вам уже говорила, что неудобно, — сказала она. — Перевезете свои вещи — отдадите. Надеюсь, постельное белье у вас есть?

— Да-да, жена приготовит, — закивал Пирошников.

Он ввернул жену так, на всякий случай.

Деметра насмешливо посмотрела на него.

— У вас нет жены. Не сочиняйте… Кстати, если вам неудобно называть меня профессиональным именем, многим это не удается, то можете звать Диной. Если хотите — Диной Рубеновной. Но лучше просто Диной.

— Хорошо… Дина, — с некоторым напряжением выговорил Пирошников.

Дина взглянула на компьютер.

— Идемте ко мне, я дам вам табуреты. Поставите ноут, сами сядете. Сможете работать. Кстати, Интернет здесь везде есть, пароль я вам дам.

И она направилась к двери, даже не посмотрев, следует ли за нею Пирошников.

Квартира Дины-Деметры поражала резким несоответствием всему, что видел пока Пирошников в этом доме. Ни официальный мраморно-никелевый стиль первого этажа, ни убогий вид коридора в минус третьем никак не вязались с этим уютным, располагающим к отдохновению интерьером. С первого взгляда непонятно было, чем создано это впечатление, но приглядевшись, можно было заметить, что здесь не было ни единой вещи или детали интерьера моложе семи-восьми десятков лет, а то и целого столетия.

Несмотря на то что мебель в гостиной вся была старинная, общий вид не создавал впечатления антикварного магазина, как это иногда бывает у нуворишей, накупивших дорогого старья. Все было подобрано с большим вкусом и служило удобству, а не демонстрации роскоши.

Стены были однотонные, цвета кофе с молоком, а вся мебель темного дерева. Несколько картин в старинных рамах можно было не проверять на подлинность — и так было видно, что это оригиналы, писанные давным-давно. Среди них выделялся портрет молодой женщины, похожей на Дину, в национальном костюме с украшениями.

— Моя бабушка, — пояснила Дина, заметив взгляд Пирошникова. — Это армянский национальный наряд.

На полу были прихотливо разложены тонкие персидские коврики ручной работы, по ним было мягко ступать. Резная темная дверь с медной ручкой вела из гостиной в другую комнату, по-видимому, спальню.

— Садитесь, — указала Дина на диванчик с выгнутыми и тоже резными подлокотниками, перед которым находился низкий стол темного дерева. — Хотите чаю?

— Вы хотели снабдить меня табуретками, — напомнил Пирошников и тут же смутился слова «снабдить», совершенно неуместного в этой старинной обстановке. Да и табуретки тоже… Где эти табуретки, кстати? Здесь не может быть никаких табуреток!

— Одно другому не мешает, — улыбнулась Дина.

Она откинула край персидского ковра, под которым угадывалось что-то вроде скамьи, но там оказались простые, стоящие впритык табуретки, какие можно купить в ИКЕА.

— Вот они. Я их использую в коридоре для клиентов.

— И много у вас клиентов? — спросил Пирошников, разглядывая висящий на стене диплом, выданный Деметре какой-то Академией магических наук.

— Не жалуюсь, — ответила она.

Пирошников присел на диванчик, продолжая разглядывать комнату, а хозяйка скрылась за дверью. Вдруг он заметил боковым зрением какое-то движение в углу, будто в комнате еще кто-то был. Он повернул голову и увидел себя в напольном зеркале, которого он поначалу не заметил, настолько искусно оно было поставлено в углу, так что увидеть свое отражение можно было только сидя на диване. Пирошников почувствовал свою неуместность здесь, среди антиквариата.

Дина вернулась с подносом — конечно, непростым, расписанным национальными армянскими узорами, на котором стояли пиалы, серебряный чайник с выгнутым тонким носиком и тарелочка с печеньем.

Она расположилась напротив Пирошникова на атласном пуфике с кривыми ножками. Чаепитие началось.

— Владимир Николаевич, чувствуйте себя как дома. Расслабьтесь, — сказала хозяйка, улыбаясь, и Пирошниковым вновь овладело беспокойство. Лет пятнадцать назад у него не было бы сомнений, что его соблазняют.