Артюр Рембо - Стихи

Висят и пляшут плясуны,

Скелеты пляшут Саладинов

И паладинов сатаны.

За галстук дергает их Вельзевул и хлещет По лбам изношенной туфлею, чтоб опять Заставить плясунов смиренных и зловещих Под звон рождественский кривляться и плясать.

И в пляске сталкиваясь, черные паяцы Сплетеньем ломких рук и стуком грудь о грудь, Забыв, как с девами утехам предаваться, Изображают страсть, в которой дышит жуть.

Подмостки велики, и есть где развернуться, Проворны плясуны: усох у них живот. И не поймешь никак, здесь пляшут или бьются? Взбешенный Вельзевул на скрипках струны рвет...

Здесь крепки каблуки, подметкам нет износа, Лохмотья кожаные сброшены навек, На остальное же никто не смотрит косо, И шляпу белую надел на череп снег.

Плюмажем кажется на голове ворона, Свисает с челюсти разодранный лоскут, Как будто витязи в доспехах из картона Здесь, яростно кружась, сражение ведут.

Ура! Вот ветра свист на бал скелетов мчится, Взревела виселица, как орган, и ей Из леса синего ответил вой волчицы, Зажженный горизонт стал адских бездн красней.

Эй, ветер, закружи загробных фанфаронов, Чьи пальцы сломаны и к четкам позвонков То устремляются, то вновь летят, их тронув: Здесь вам не монастырь и нет здесь простаков!

Здесь пляшет смерть сама... И вот среди разгула Подпрыгнул к небесам взбесившийся скелет: Порывом вихревым его с подмостков сдуло, Но не избавился он от веревки, нет!

И чувствуя ее на шее, он схватился Рукою за бедро и, заскрипев сильней, Как шут, вернувшийся в свой балаган, ввалился На бал повешенных, на бал под стук костей.

На черной виселице сгинув,

Висят и пляшут плясуны,

Скелеты пляшут Саладинов

И паладинов сатаны.

Возмездие Тартюфу

Страсть разжигая, разжигая в сердце под Сутаной черною, довольный, бледно-серый, До ужаса сладкоречивый, он бредет, Из рта беззубого пуская слюни веры.

Но вот однажды возникает некто Злой, И за ухо его схватив, -- "Помилуй Боже!" -Срывает яростно недрогнувшей рукой Сутану черную с его вспотевшей кожи.

Возмездие! Он весь дрожит от резких слов, И четки длинные отпущенных грехов Гремят в его душе. Тартюф смертельно бледен.

Он исповедуется, он почти безвреден... Не слышит тот, другой: взял брыжи и ушел. -- Ба! С головы до пят святой Тартюф наш гол!

Венера Анадиомена

Из ржавой ванны, как из гроба жестяного, Неторопливо появляется сперва Вся напомаженная густо и ни слова Не говорящая дурная голова.

И шея жирная за нею вслед, лопатки Торчащие, затем короткая спина, Ввысь устремившаяся бедер крутизна И сало, чьи пласты образовали складки.

Чуть красноват хребет. Ужасную печать На всем увидишь ты; начнешь и замечать То, что под лупою лишь видеть можно ясно:

"Венера" выколото тушью на крестце... Все тело движется, являя круп в конце, Где язва ануса чудовищно прекрасна.

Ответы Нины

Он. -- Рука в руке, давай с тобою

Уйдем скорей Туда, где утро голубое

Среди полей

Своею свежестью пьянящей

Омоет нас, Когда дрожат лесные чащи

В безмолвный час;

И ветви, в каплях отражая

Игру луча, Трепещут, -- словно плоть живая

Кровоточа.

Там, подставляя ветру смело

Жар черных глаз, В люцерну пеньюар свой белый

В тот ранний час

Ты погрузишь, успев влюбиться,

В душистый мех, И там шампанским будет литься

Твой звонкий смех,

Смех надо мной, от хмеля грубым,

Чью силу рук Ты вдруг почувствуешь, чьи губы

Узнают вдруг

Вкус ягод, что в тебе таится;

Над ветром смех, Коль ветер перейдет границы

Приличий всех,

И над шиповником, что может

Быть злым порой, А главное над тем, кто все же

Любовник твой.

Семнадцать лет! Ты будешь рада

Побыть вдвоем! О ширь полей! Лугов прохлада!

Ну как, пойдем?

Рука в руке, смешав дыханье

И голоса, Неторопясь бродить мы станем,

Войдем в леса.

И там, закрыв глаза и млея,

Ты, как во сне, Взять на руки тебя скорее

Прикажешь мне.

И я возьму -- о миг величья! -

И понесу, И будет нам анданте птичье

Звенеть в лесу.

Тебя, как спящего ребенка,

К груди прижав, Я не услышу трели звонкой

И буду прав;

И буду пьян от кожи белой,

От этих глаз, И речь моя польется смело...

Не в первый раз.

В лесах запахнет свежим соком,

И солнца свет Омоет золотым потоком

Их снов расцвет...

А вечером? Устав немного,

С приходом тьмы Знакомой белою дорогой

Вернемся мы

К садам, где травы -- голубые,

Где близ оград В округу яблони кривые

Льют аромат.

Мы под вечерним темным небом

С тобой войдем В деревню, пахнущую хлебом

И молоком,

И стойлом, где от куч навозных

Тепло идет, Дыханьем мерным полон воздух,

Остывший пот

Блестит на шерсти, чьи-то морды

Во мгле видны, И бык роняет с видом гордым

Свои блины...

А после дом, очки старушки,

Чей нос крючком Уткнулся в требник; с пивом кружки

И дым столбом

Из трубок вылепленных грубо,

Плохой табак, И оттопыренные губы,

Что так и сяк

Хватают с длинных вилок сало,

Как впопыхах; Огонь из печки, отсвет алый

На сундуках;

Зад малыша, который близко

Подполз к дверям И мордочкой уткнулся в миску,

Что ставят там

Для добродушного полкана;

И старые пес Ворчит и лижет мальчугана

В лицо и в нос...

Надменная, словца не скажет,

Страшна на вид, У печки бабка что-то вяжет,

В огонь глядит.

О дорогая, сколько сможем

Увидеть мы В лачугах, чьи огни прохожим

Горят из тьмы!

Потом, среди сирени свежей,

Таясь от глаз, В одном окне нам свет забрезжит,

Поманит нас...

Пойдем со мной! Тебя люблю я!

Нельзя никак Нам не пойти! Пойдем, прошу я...

Она. -- А дальше как?

[15 августа 1870]

За музыкой

Вокзальная площадь в Шарлевиле

На площадь, где торчат газоны тут и там, В сквер, где пристойно все и нет в цветах излишку, Мещане местные несут по четвергам Свою завистливою глупость и одышку.

Там полковый оркестр, расположась в саду, Наигрывает вальс, качая киверами, Не забывает франт держаться на виду, Прилип нотариус к брелокам с вензелями.

Находка для рантье трубы фальшивый звук; Пришли чиновники и жирные их дамы В сопровожденье тех, кто нужен для услуг И чей любой волан имеет вид рекламы.

Пенсионеров клуб, рассевшись на скамьях, С серьезным видом обсуждает договоры; Трость с набалдашником здесь попирает прах, И погружаются здесь в табакерку взоры.

На стуле распластав свой ожиревший зад, Какой-то буржуа с большим фламандским брюхом Из трубки тянет дым и, видно, очень рад: Хорош его табак (беспошлинный, по слухам).

А за газонами слышны бродяг смешки; Тромбонов пение воспламеняет лица Желанием любви: солдаты-простаки Ласкают малышей... чтоб к нянькам подольститься.

Небрежно, как студент, одетый, я бреду Вслед за девчонками, под сень каштанов темных; Они смеются, взгляд мне бросив на ходу, Их быстрые глаза полны огней нескромных.