Александр Амфитеатров - Дьявол. В быте, легенде и в литературе средних веков

Тому теперь недели три, сошлися

Блаженной. Герардеске Пизанскойи многим другим дьявол являлся в образеих мужей. Этот обман он часто употребляет против неутешных вдов, слишком страстно любивших мужей своих. Не столько сказку, сколько ходячий деревенский анекдот о том (потому что в народе это поверье крепко держится даже посейчас) поместил в свое собрание '«Народных русских сказок» А. Н. Афанасьев:

«Жил-был мужик, была у него: жена — красавица; крепко они любили друг дружку и жилив ладу и согласии. Ни много ни мало прошло времени, помер муж. Похоронила его бедная вдова и стала задумываться, плакать, тосковать. Три дня, три ночи бесперечь слезами обливалась; на четвертые сутки, ровно в полночь, приходит к ней бес в образе мужа. Она возрадовалась, бросилась ему на шею и спрашивает: „Как ты пришел?“ — „Да слышу, — говорит, — что ты, бедная по мне горько плачешь, жалко тебя стало, отпросился и пришел“. Лег он с нею спать; а к утру, только петухи запели, как дым исчез. Ходит бес к ней месяц и другой, она никому про то не сказывает, а сама все больше да больше сохнет, словно свечка на огне тает! В одно время приходит к вдове мать — старуха, стала ее спрашивать: „Отчего ты, дочка, такая худая?“ — „От радости, матушка!“ — „От какой радости?“ — „Комне покойный муж по ночамходит“. „Ах ты, дура! Какой это муж — это нечистой!“ Дочь не верит. „Ну слушайже, что я тебе скажу: как придет он к тебе в гости и сядет за стол, ты урони нарочно ложку, да. какстанешь подымать — посмотри ему на ноги“. Послушалась вдова матери, впервую же ночь, как пришел к ней нечистой, уронила под стол ложку, полезла доставать, глянула ему на ноги — и увидала что он с хвостом. На другой день она к матери. „Ну, что, дочка? Правда ли?“ — „Правда, матушка! — что мне делать несчастной?“ — „Пойдем к попу“. Пошли, рассказали все как было; поп начал вдову отчитывать, три недели отчитывал — насилу отстал от нее злой бес!»

Чтобы скомпрометировать св. Кунигунду ,бес однажды вышел из ее спальни в виде рыцаря. Приняв образ св. Сильвана, он волочился за одной девицей и нарочно дал поймать себяунее в спальне под кроватью. Фома Кантипратийский [6] Фома Кантипратийский (Tomas Cantimpratensis), монах, писатель XIII века (1201–1270), сперва августинец в Катемпрэ (Catimpre, близ Камбрэ (Cambray), потом доминиканец, читал богословие в Лувэне, проповедовал в Бельгии, Франции, Германии. Ему принадлежат многие жития в «Acta Sanictorum» Боллаидистон. Писал латинские стихи и упредил Метерлинка сочинением «Bonum universale de Apibus» («Всемирно-благое поучение от пчел»), книгою аскетической морали, в которую он из образа жизни пчел извлекает урок и для великих и малых мира сего. Приписывают ему также перевод Аристотеля, но, без сомнения, ошибочно. Великий змий вселенную обвил И царствует… Про змия то читаем: «И было зримо, како по ночам, Сей змий, уста червлены, брюхо пестро, Ко храмине царевой подползал, И царское оконце отворялось. Царь у окна сидел, азмий, вздымаясь Полестнице клубами, поднимался Вверх до окна иголову свою Великому царю клал на плечо, (И так. он был огромен, что лежал По лестнице всем туловищемтемным, А хвост еще из патриаршей сени Не вылезал). И так, к цареву уху Припав, шептал он лестные слова… „Не слушай честных старцев, о царю! „И старых книг, владыко, боронися ! «Бо тесноты они тебе хотят! „Аполюби, царь Никоновы книги: „В них обретешь пространное житье. «И по средам и пятницам всеястье , „И телесам твоим во услажденье „Все радости мирские и утехи“. видел однажды дьявола в образе монаха, который с нарочитой непристойностью обнажился, будто бы по естественной нужде. Когда Фома окликнул — бесстыдника, он тотчас исчез. Тот же Фома жалуется на дьяволов, которые компрометировали кельнское монашество, устраивая по ночам пляски на пригородных полях и одеваясь для этих балов своих в белые рясы.

Из животных дьявол, в старину, охотнее всего являлся драконом или змеем. Но дракон не всегда метаморфоза черта, иногда он — сам черт и есть, в подлинном своем виде. В румынском языке оба они — и черт и дракон — совершенно совпадают в нарицательном имени дьявола.

В Апокалипсисе Иоанна и Видениях многих святых, Дракон или Змий, несомненно, тождественен дьяволу. В VIII веке Иоанн Дамаскин описывает дьяволов как драконов, летающих по воздуху. Змий, как истинный образ Сатаны, весьма привился к русским фантастическим представлениям встаринной церковной литературе, так и вдуховных стихах и сказочной словесности. В старообрядческой литературе этот образ получил особенно широкое и яркое развитие, которым красиво воспользовался Майков в упомянутом уже своем «Страннике»:

Иногда, однако, драконявляется существомгораздо более телесным, чем дьявол, и как бы средним между бесом и животным. Таковы все безусловно смертные драконы — людоеды романского игерманского эпоса, многие змеи наших русских богатырских былин и сказок. Иногда, наконец, дракон просто страшное животное, природная сила, злость и безобразие которого сделали его любимцем Сатаны, охотно принимающимего образ дляудобнейшего исполнения своих злодейств.

Чтобы надоедать людям, мучить их и пугать, дьявол не брезгует никаким животным видом. Рыкающими львами бродили бесы в пустыне вокруг св. Антония, ползали у его ног змеями искорпионами. Слишком тысячу лет спустя св. Колета видела их лисицами, жабами, змеями, улитками, мухами имуравьями. ВXIIIвеке св. Эгидийугадал дьявола под панцырем гигантской черепахи. В образе льва демон убил мальчика, которому, однако, св. Елевеерий, епископ турнэйский (Tournay, город вБельгии), возвратил жизнь. В образе ворона демон являлся не менее часто, чем в образе дракона, иточно также не всегда можноопределить, приемлемый ли это дьяволом вид или его собственный, Черный цветворона сделал его символом, демона в католическом искусстве, особенно вархитектурных украшениях средневековых церквей. Ворон, длясв. Евкра, обозначает черную душу грешника (nigritude peccatoris), а св. Мелитонпереводит его символ прямо демоном (corvi: daemones) (Auber). Во всяком случае, долголетний, черный и мрачный ворон — великий любимец дьявола, унаследованныйпоследним от эллинского Апполонаи германского Вотана, «Ворон черту молится»: этовеликорусское присловье сохранил Некрасов в своей повести «Кому на Руси жить хорошо». Совершенно дьявольским существом является фантастическая птица «морской ворон», вофламандских сказках; одна из них обработана Гейнрихом Гейне в изумительной балладе о «Германе веселом герое». Другую читатель может найти в моей книге «Мифыжизни»: «Царевна Аделюц». Наши русские сказки также знают Ворона Вороновича — полуптицу, полудемона который, подобно бесу-змею, похищает красавиц и сражается, с богатырями. Таковы же вороны «железные носы», залетевшие в русские сказки из арабских «100I ночи».