Александр Амфитеатров - Дьявол. В быте, легенде и в литературе средних веков

Любопытный случай бесноватости, так сказать каталептической, сообщает из практики своей протопоп Аввакум. «Была у меня в дому, молодая вдова, — давно уж, и имя ее забыл! помнится, Евфимиейзвали, — ходит и стряпает — все делает хорошо. Как станет в вечер правило начинать, так бес ее ударит о землю, омертвеет вся и яко камень станет, кажется, и не дышит, — растянет ее на полу и руки и. ноги, — лежит яко мертвая. Я „О всепетую“ проговори, кадилом покажу, потом крест ей положу на голову и молитвы Великого Василия в то время говорю: так голова под крестом свободна станет, баба и заговорит: а руки, и ноги, и тело еще каменно. Япо руке поглажу крестом: так и рука свободна станет; я также по другой: и другая освободится так же; и я по животу: так баба и сядет. Ноги еще каменны. Не смею туды гладить. Думаю, думаю, да и ноги поглажу: баба и вся свободна станет. Восставше, богу помолясь, да и мнечелом. Прокуда таки не бес ништо в ней был, много время так в ней играл».

Вместе с тем дьявол играет больным, как своей куклой. То увеличивает его силы во сто раз, то наводит на него обмороки и каталепсию, то поднимает его над, землей и качает в воздухе, то швыряет на землю; перегибает пополам, ставит вверх ногами, скручивает клубком, заставляет вертеться волчком, кататься обручем, кувыркаться, извиваться, проделывать тысячи странных, диких, смешных истрашных движений, которые XIX век объясняет истеро-эпилепсиейи болезненным состоянием нервных центров. «И по мале времени, — рассказывает автор повести о Соломонии Бесноватой, — они окаяннии демони пришедше; бывши ей единой в дому отцасвоего, и начатаее бросати ов демон во един угол храмины, интакоже во иный угол, ов на палати, ин же на печь, и такомучаху ее многи часы, и взяша некое уже и привязавшеза шию ея, и взяша камень жерновый, и воздевше на уже и положиша на лице, и на перси ея, и на столе прорезашадиру, и тут же воздевше, и повесивше ее совсем к стропу храмины. Слышавшеже соседи над нею бывшее, и поведаша отцуея; онже пришед, и не виде никого же во храмине, токмо ея едину лежащу, и уже на выи ея, и. камень, и стол, и не веде она, како отрешися от верху храмины, бывши ей аки мертве на многи часы от того мучения, и едвапрочнуся».И тут повествователь дает замечательную подробность — о постигшей Соломонию истерической анестезии: «видешатело ея все избито, посине, а болезни она никако же чюяше». Заставляет жертву свою лаять собакой, мычать быком, каркать вороном, шипеть змеею, как душа, в аду, и часто выбрасывает через рот одержимогознаки своего присутствия: огонь и зловонный дым. Все эти симптомы, за исключением последнего, угасшего вместе со средними веками, можно и сейчас слышать на сельских храмовых праздниках от кликуш, а в клиниках — от истеричек, и эпилептиков. Так маялась Соломония Бесноватая, когда повезли ее в Устюг Великий, и увеличила она, собой там число мечущихся по церквам, прерывая богослужение, по-звериному вопящих кликуш: «и стояще во церкви во время божественный литоргии, и на святемевангелии, и на великом сходе, и на приношении, и на спрошении, и они, окаяннии демоны, в ней живуще, пометахуея о помост церковный. Людемже зрящим, мнешаей от метания мертве быти, окаяннии же они демони яко свинии, вижаще, и стонуще, и иными, многими гласы в слух слыщати; утроба же ея в то время велми надымаясяи зле мучима; едва во ум прихождаше».

Одни одержимые, в когтях дьявола, быстро приобретали тощий вид, как бы остекленные глаза, землянистый цвет лица, худобу и дряблость тела. Других, наоборот, дьявол сохранял в самом цветущем виде.

Еще резче изменялась психика больного. Он совершенно терял свою личность и находил ее лишь изредка, в светлые промежутки, да и то очень слабо, безвольно. Вместо одной души, в нем сидело ведь теперь несколько душ: своя плюс то количество демонов, которое в нем уместилось. Вместо цельной волевой личности получалосьслияние двух, трех, десятков, сотен, тысяч, чуть не миллионов воль, в потопе которых воля больного распылялась, как дробь с подавляюще громадным знаменателем.

Бесноватые, обыкновенно, проявляли глубокое нравственное развращение, которое в средние века определялось прежде всего неуважением к религии. Они хулили бога, святую деву и святых, смеялись над догматами веры и обрядами культа, выражали отвращение к таинствам церкви, священникам. Будучи во власти отца лжи, одержимые обыкновенно отчаянно лгали, а иногда, наоборот, вдруг, ни с того ни с сего, начинали говорить правду, о которой их никто не спрашивал и которая даже шла прямо во вред дьяволу, в них сидевшему и говорившему их устами. Так, одни одержимые весьма красноречиво проповедовали против идолопоклонства и ересей: другие указывали, где найти такие-то и такие-то ещенеизвестные мощи; третьи обличали тайные пороки и таковые же добродетельные деяния своих ближних; четвертые сами называли лицо, которое в состоянии выгнать из них сатану. Не надо думать, чтобы одержимость соединялась непременно с атеизмом или вольномыслием, — напротив, ей весьма часто подвергались люди вполне религиозные и даже ханжи, сохранившие свое святошество даже на фоне своих бесовских припадков.

Умственные способности бесноватых то понижены и приподняты, то приподняты и обострены; одни одержимые немели, как рыбы, другие становились невероятно болтливы. Бесчисленное множество их говорило на языках, которых они никогда не изучали. Другие получали прозорливость — открывали самые сокровенные тайны, указывали где искать потерянные либо украденные вещи, рассказывали события, происходящие в дальних странах, как будто видели их своими глазами, иногда даже предсказывали будущее. О бесцеремонной их манере обличать грехи своих заклинателей было уже говорено. Непочтительностьк недостойным заклинателям бес, как известно, проявил еще в апостольский век.

«Даже некоторые из скитающихся иудейских заклинателей стали употреблять над имеющими злых духов имя господа иисуса, говоря: заклинаем вас иисусом, которого павел проповедует. Это делали какие-то семь сынов иудейского первосвященника Скевы. Но злой дух сказал в ответ: иисуса знаю, и павел мне известен, а вы кто? И бросился на них человек, в котором был злой дух, и, одолев их, взял над ними такую силу, что они, нагие и избитые, выбежали из этого дома».

В русской старине заклинания бесов подробно, с наивностью глубокой веры, описаны протопопом Аввакумом, много их практиковавшим. По его словам, бес выходит из-под власти заклинателя, как скоро этот последний не чувствует себя в момент заклинания безупречным от греха, хотя бы и не весьма значительного. «Да у меня ж был на Москве бешаной, — Филипом звали, как я ис Сибири выехал. В углу в ызбе прикован к стене: понеже в нем был бес суров и жесток, бился и дрался, и не смели домашние ладить с ним. Егда же аз грешный и со крестом и с водою прииду, повинен бывает, ияко мертв падает пред крестом иничего не смеет делать надо мною. А в дому моем в то время учинилосянестройство: протопопица з домочадицей Фетиниею побранились, — дьявол ссорил не за што. И я пришел; не утерпя, бил обеих и оскорбил гораздо в печали своей. Да и всегда такой я, окаянный, сердит, дратся лихой. Горе мне за сие: согрешил пред богом и пред ними. Таже бес в Филиппе вздивьял и начал кричать и вопить и чепь ломать, бесясь. На всех домашних ужас нападе и голка бысть велика зело. Аз без исправления приступил к нему, хотя ево укрепить, но бысть не по прежнему. Ухватил меня и учил бить и драть всяко; яко паучину, терзает меня, а сам говорит: попал ты в руки мне! Я токмо молитву говорю, да без дел и молитва непользует ничто. Домашние не могут отнять, а я сам отдался. Вижу, что согрешил: пускай меня бьет. Но, — чюден господь! — бьет, а ничто не болит. Потом бросил меня от себя, а сам говорит: не боюсь я тебя! Так мне стало горько зело: бес, реку, надо мной волю взял. Полежав маленько, собрался с совестью, вставше, жену свою сыскал и пред нею прощатцастал. А сам ей, кланяясь в землю, говорю: согрешил, Настасья Марковна, прости мя грешного. Она мне также кланяется. Посем и с Фетиниейтем же подобием прощался. Таже среде горницы лег и велел всякому человекусебя бить по пяти ударов плетью по окояннойспине: человек было десяток, другой, — и жена, идети заепитимию. И плачют бедные и бьют, а я говорю: аще меня кто не биет, да не иматьсо мною части и жребия в будущем веце. И оне нехотя бьют, а я ко всякому удару по молитве исусовой говорю. Егда же отбили все, и я, встав, прощение пред ними ж сотворил. Бес же, видев беду неминучую, опять ис Филиппа вышел вон. Я Филиппа крестом благословил, и он по старому хорош стал».