Марина Цветаева - Попытка ревности

Всё круче, всё круче

Заламывать руки!

Меж нами не версты

Земные – разлуки

Небесные реки, лазурные земли,

Где друг мой навеки уже —

Неотъемлем.

Стремит столбовая

В серебряных сбруях.

Я рук не ломаю!

Я только тяну их

– Без звука! —

Как дерево-машет-рябина

В разлуку,

Во след журавлиному клину.

Стремит журавлиный,

Стремит безоглядно.

Я спеси не сбавлю!

Я в смерти – нарядной

Пребуду – твоей быстроте златоперой

Последней опорой

В потерях простора!

Июнь 1921

Смуглой оливой

Скрой изголовье.

Боги ревнивы

К смертной любови.

Каждый им шелест

Внятен и шорох.

Знай, не тебе лишь

Юноша дорог.

Роскошью майской

Кто-то разгневан.

Остерегайся

Зоркого неба.

–

Думаешь – скалы

Манят, утесы,

Думаешь, славы

Медноголосый

Зов его – в гущу,

Грудью на копья?

Вал восстающий

– Думаешь – топит?

Дольнее жало

– Веришь – вонзилось?

Пуще опалы —

Царская милость!

Плачешь, что поздно

Бродит в низинах.

Не земнородных

Бойся, – незримых!

Каждый им волос

Ведом на гребне.

Тысячеоки

Боги, как древле.

Бойся не тины, —

Тверди небесной!

Ненасытимо —

Сердце Зевеса!

25 июня 1921

Тихонько

Рукой осторожной и тонкой

Распутаю путы:

Ручонки – и ржанью

Послушная, зашелестит амазонка

По звонким, пустым ступеням

расставанья.

Топочет и ржет

В осиянном пролете

Крылатый. – В глаза – полыханье

рассвета.

Ручонки, ручонки!

Напрасно зовете:

Меж ними – струистая лестница Леты.

27 июня 1921

Седой – не увидишь,

Большим – не увижу.

Из глаз неподвижных

Слезинки не выжмешь.

На всю твою муку,

Раззор – плач:

– Брось руку!

Оставь плащ!

В бесстрастии

Каменноокой камеи,

В дверях не помедлю,

Как матери медлят:

(Всей тяжестью крови,

Колен, глаз —

В последний земной

Раз!)

Не кра́дущимся перешибленным зверем, —

Нет, каменной глыбою

Выйду из двери —

Из жизни. – О чем же

Слезам течь,

Раз – камень с твоих

Плеч!

Не камень! – Уже

Широтою орлиною —

Плащ! – и уже по лазурным

стремнинам

В тот град осиянный,

Куда – взять

Не смеет дитя

Мать.

28 июня 1921

Ростком серебряным

Рванулся ввысь.

Чтоб не узрел его

Зевес —

Молись!

При первом шелесте

Страшись и стой.

Ревнивы к прелести

Они мужской.

Звериной челюсти

Страшней – их зов.

Ревниво к прелести

Гнездо богов.

Цветами, лаврами

Заманят ввысь.

Чтоб не избрал его

Зевес —

Молись!

Всё небо в грохоте

Орлиных крыл.

Всей грудью грохайся —

Чтоб не сокрыл.

В орлином грохоте

– О клюв! О кровь! —

Ягненок крохотный

Повис – Любовь…

Простоволосая,

Всей грудью – ниц…

Чтоб не вознес его

Зевес —

Молись!

29 июня 1921

Я знаю, я знаю,

Что прелесть земная,

Что эта резная,

Прелестная чаша —

Не более наша,

Чем воздух,

Чем звезды,

Чем гнезда,

Повисшие в зорях.

Я знаю, я знаю,

Кто чаше – хозяин!

Но легкую ногу вперед – башней

В орлиную высь!

И крылом – чашу

От грозных и розовых уст —

Бога!

30 июня 1921

Твои …… черты,

Запечатленные Кануном;

Я буду стариться, а ты

Останешься таким же юным.

Твои …… черты,

Обточенные ветром знойным.

Я буду горбиться, а ты

Останешься таким же стройным.

Волос полуденная тень,

Склоненная к моим сединам…

Ровесник мой год в год, день в день,

Мне постепенно станешь сыном…

Нам вместе было тридцать шесть,

Прелестная мы были пара…

И – радугой – благая весть:

……………. – не буду старой!

Троицын день 1921

Последняя прелесть,

Последняя тяжесть:

Ребенок, у ног моих

Бьющий в ладоши.

Но с этой последнею

Прелестью – справлюсь,

И эту последнюю тяжесть я —

Сброшу.

–

Всей женскою лестью

Язвя вдохновенной,

Как будто не отрок

У ног, а любовник —

О шествиях —

Вдоль изумленной Вселенной

Под ливнем лавровым,

Под ливнем дубовым.

Последняя прелесть,

Последняя тяжесть —

Ребенок, за плащ ухватившийся… – В муке

Рожденный! – Когда-нибудь людям расскажешь,

Что не было равной —

В искусстве Разлуки!

10 июля 1921

Два зарева! – нет, зеркала!

Нет, два недуга!

Два серафических жерла,

Два черных круга

Обугленных – из льда зеркал,

С плит тротуарных,

Через тысячеверстья зал

Дымят – полярных.

Ужасные! – Пламень и мрак!

Две черных ямы.

Бессонные мальчишки – так —

В больницах: Мама!

Страх и укор, ах и аминь…

Взмах величавый…

Над каменностию простынь —

Две черных славы.

Так знайте же, что реки – вспять,

Что камни – помнят!

Что уж опять они, опять

В лучах огромных

Встают – два солнца, два жерла,

– Нет, два алмаза! —

Подземной бездны зеркала:

Два смертных глаза.

2 июля 1921

Скрежещут якорные звенья,

Вперед, крылатое жилье!

Покрепче, чем благословенье,

С тобой – веление мое!

Мужайся, корабельщик юный!

Вперед в лазоревую рожь!

Ты больше нежели Фортуну —

Ты сердце Цезаря везешь!

Смирит лазоревую ярость

Ресниц моих – единый взмах!

Дыханием надут твой парус

И не нуждается в ветрах!

Обветренные руки стиснув,

Слежу. – Не верь глазам! – Все ложь!

Доподлинный и рукописный

Приказ Монархини везешь.

Два слова, звонкие как шпоры,

Две птицы в боевом грому.

То зов мой – тысяча который? —

К единственному одному.

В страну, где солнце правосудья

Одно для нищих и вельмож,

– Между рубахою и грудью —

Ты сердце Матери везешь.

3 июля 1921

Прямо в эфир

Рвется тропа.

– Остановись! —

Юность слепа.

Ввысь им и ввысь!

В синюю рожь!

– Остановись! —

В небо ступнешь.

25 августа 1921

Соревнования короста

В нас не осилила родства.

И поделили мы так просто:

Твой – Петербург, моя – Москва.

Блаженно так и бескорыстно,

Мой гений твоему внимал.

На каждый вздох твой рукописный

Дыхания вздымался вал.

Но вал моей гордыни польской —

Как пал он! – С златозарных гор

Мои стихи – как добровольцы

К тебе стекались под шатер…

Дойдет ли в пустоте эфира

Моя лирическая лесть?

И безутешна я, что женской лиры