Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1

У этого стихотворения странная судьба (это мои советские «Звоны-стоны»)… Я их везде читал и везде хвалили, но напечатать их, как вообще мне свои стихи, почему-то не удавалось. Их (стихи «Горюшко») перевели на белорусский и украинский языки и напечатали. Но по-русски они появились впервые… Второй раз Вы меня смело пропагандируете!»

Послесловие . Этим стихотворением должна была закончиться книга, посвященная жене поэта Анне (Нимфе) Алексеевне Городецкой. Ее издание не состоялось. «В 1945 году, — писал Городецкий в автобиографии, — я потерял жену, вернейшего друга и соратника всей моей творческой жизни».

Достоевский . Стихотворение было написано в 1929 г. В 1967 г. Городецкий переработал его. Оно было включено в составлявшийся и редактировавшийся при жизни автора сборник «Северное сияние». Об отношении Городецкого к Достоевскому говорится в неотправленном, сохранившемся в архиве поэта письме Я. Коласу: «Библиотека отца состояла из сочинений классиков в первых изданиях. Я читал все. Но старший мой брат Борис вскоре обогатил мое литературоведчество. Вдова Достоевского, Анна Григорьевна, с которой я много позже, в салоне барона Дризена, спорил по вопросу о том, пользовался ли Федор Михайлович в своих анализах человеческой души сочинениями современных ему психиатров, на каковой вопрос она отвечала, стуча посохом по блестящему паркету, — нет, никогда — вот эта Анна Григорьевна решила взять студентов для распространения первого полного, предпринятого ею, издания сочинений Ф. М. И мой брат — посмертное спасибо ему за это — взял меня с собою на Николаевскую улицу, на квартиру, где умер Ф. М.

Помню: мрачная передняя, большой кабинет с темными обоями, с мрачным диваном, с толстыми, набитыми книгами шкафами, с затоптанным — рисунка разобрать нельзя — ковром, с тяжелым письменным столом, с густыми, едва дающими дорогу свету портьерами на окнах… Кабинет Достоевского был мрачен. Брат увел меня, и вскоре на его столе появились томики первого полного собрания сочинений Достоевского. В голубовато-зеленоватых обложках. Я их съел, как съел все запретное: «Человеческое, слишком человеческое» Ницше (не принял: похоже на Евангелие, но хуже), Писарева и Чернышевского, по которым я только лазал, не понимая, почему так длинно. Из Достоевского я взял только одну мысль — главную: «Жизнь есть боль, жизнь есть страх, и человек несчастен». Я вполне мог подчиниться этой мысли, потому что мое детство говорило о том, что оно — правда. Я тогда же составил завещание на случай моей смерти (которая стала подругой моей мысли со дня моего ранения на пожаре) и просил, чтобы на моей могиле написали только: «О мире всего мира».

Вот это первая моя встреча с Достоевским.

Вторая. К 1929 году я уже десять лет был полноценным советским гражданином. Лет за пять до этого в статье об Андрее Соболе, покончившем самоубийством у памятника Достоевского, где теперь стоит Тимирязев (резца Меркурова, который не понял Достоевского), в «Известиях» я предостерег от всех ядов, которые таятся в Достоевском, и стихотворение, посвященное Андрею Соболю, я закончил словами:

В 1929 г. я написал стихотворение «Достоевский». Оно до сих пор не опубликовано…

Оно начинается:

И в конце:

В этом стихотворении поставлена вся проблема Достоевского… Главное в нем: жизнь — борьба, жизнь без мечты о человеческом счастье — смерть…

Достоевский в третий раз возник передо мной в начале Отечественной войны. Никто, как он, так резко не разоблачил мировое значение немецкого мещанства, предсказал то, что сейчас делается в Америке: мещанизация демократии…

В канун 41 г. я предлагал Чагину выпустить антинемецкие статьи Достоевского, попутно разъяснив смысл «Бесов». Он почти согласился. Но мне велели ехать в Ташкент, когда я записался в ополчение. Вопрос повис в воздухе. Ты правильно его опять поднимаешь… Из Достоевского можно сделать бич мещанства…» Стихотворение опубликовано в сб.: Городецкий С. Северное сияние. М., Советский писатель, 1968.

Арфа . Стихотворение посвящено замечательной советской артистке Вере Григорьевне Дуловой, подруге дочери поэта. Он искренне восхищался ее мастерством и посвятил ей несколько стихотворений. Одно из них — шутливое — было написано после того, как В. И. Дулова дала концерт на дрейфующей станции «Северный полюс»:

Стихотворение «Арфа» было одним из последних, написанных С. М. Городецким. В нем вновь обращался он к душе любимой им музыки. Он отдал сердце поэзии, введенный в нее Блоком, увлекался живописью, поддержанный Репиным; всю жизнь беззаветно и преданно служил поэт и музыке. О значении музыки в период революции Городецкий писал в 1918 г. в газете «Кавказское слово» в статье «Пути русской музыки»: «Музыка как эолова арфа, отражающая легчайшие дуновения всех ветерков, первая из искусств восприняла и должна будет выразить все переломы, происходящие в душе русского народа под гнетом неслыханных катастроф… Музыка первая должна родить новых гениев, и теперь нужно осознать все условия, в которых этот грядущий гений может получить наилучшее развитие».

В. Енишерлов, Е. Прохоров

Статья печатается по изданию: Городецкий Сергей. Стихотворения и поэмы Л., Советский писатель, 1974.

Блок А. Собр. соч. в 8-ми томах, т. 5. М. — Л., Художественная литература, 1962, с. 145. В дальнейшем все ссылки на сочинения Блока даются по этому изданию с указанием тома и страницы.

Городецкий С. Мой путь, — Советские писатели. Автобиографии в двух томах, т. 1. М., Гослитиздат, 1959, с. 321.

Центральный Государственный архив литературы и искусства (в дальнейшем сокращенно: ЦГАЛИ), ф. А. А. Блока.

ЦГАЛИ, ф. А. А. Блока.

Там же.

Письмо к А. А. Блоку от 28 июня 1906 г. — ЦГАЛИ, ф. А. А. Блока.

Там же.

Городецкий С. Письмо к А. Блоку от 19 декабря 1906 г. — ЦГАЛИ, ф. А. А. Блока.

Пяст В. Встречи. М., 1929, с. 93.

ЦГАЛИ, ф. М. В. Бабенчикова.