Гийом Аполлинер - Мост Мирабо

Linda fut non pareille avant, mais aujourd'hui
Ja sais bien quelle est double au moins, grâce à la glace;
Mon cœur par la raison où son amour l'induit
Est parjure à présent pour la seconde face.

Or, depuis ce jour-là, j'ai souvent comparé
Dans la chambre оù la glace accepte un pur mirage,
La face de Linda, le visage miré,
Mais mon cœur pour élire a manqué de courage.

Si, parjure toujours, pour choisir j'ai douté,
Ce n'est pas qu'au miroir la dame soit plus belle;
Je l'adore pourtant d'être en réalité
Et parce qu'elle meurt quand veut sa sœur formelle.

J'adore de Linda ce spécieux reflet
Qui la simule toute et presque fabuleuse,
Mais vivante vraiment, moderne comme elle est:
La dame du miroir est si miraculeuse!

Et la glace оù se fige un réel mouvement
Reste froide malgré son détestable ouvrage.
La force du miroir trompa plus d'un amant
Qui crut aimer sa belle et n'aima qu'un mirage.

Презренный, как-то раз я подглядел тайком,
Как Линда в зеркале собою восхищалась.
И вот я покорен прекрасным двойником —
Изменника во мне открыла эта шалость.

Я прежде полагал, что нет ей равных, но
Мне зеркало в тот миг на все глаза открыло;
И сердце дрогнуло мое, соблазнено
Лицом, которое теперь мне тоже мило.

С тех пор я сравнивать пытаюсь без конца,
Едва захочется ей в зеркало всмотреться,
Два вожделенные, два юные лица,
Но выбрать не могу — нет смелости у сердца.

Да, я в сомнении твержу себе: ответь,
Неужто копия милей оригинала?
Я вижу, что она готова умереть,
Чтобы еще живей ее сестра предстала.

Я попросту пленен волшебным двойником,
Всей этой точностью, почти невыносимой,
Всей этой живостью и лживостью притом
И каждой черточкой, мучительно красивой!

Но жизни не дано расплавить льда зеркал,
Все застывает в нем — и зеркало без меры
Не раз дурачило того, кто полагал,
Что любит женщину, но был в плену химеры.

Jadis, jadis vivait m'amie
Une princesse aux cheveux d'or,
En quel pays? Ne le sais mie.
Jadis, jadis vivait m'amie
La fée Yra, son ennemie,
Qui changea la belle en trésor.
Jadis, jadis vivait m'amie
Une princesse aux cheveux d'or.

En un trésor caché sous terre
La fée, au temps bleu des lilas,
Changea la belle de naguère
En un trésor caché sous terre.
La belle pleurait solitaire:
Elle pleurait sans nul soulas
En un trésor caché sous terre:
C'était au temps bleu des lilas.

De la mousse je suis la fée,
Dit à la princesse une voix,
Une voix très douce, étouffée,
De la mousse je suis la fée,
D'un bleu myosotis coiffée.
Pauvrette! En quel état vous vois!
De la mousse je suis la fée,
Dit à la princesse une voix.

Par un homme jeune et fidèle
Seront sauvés vos yeux taris,
Dit cette fée à voix d'oiselle,
Par un homme jeune et fidèle
Qui vous désirera, ma belle,
Et pour l'or n'aura que mépris,
Par un homme jeune et fidèle
Seront sauves vos yeux taris.

Cent ans attendit la princesse.
Un jour quelqu'un passa par là,
Chevalier de haute prouesse,
— Cent ans l'attendit la princesse —
Brave, invaincu, mais sans richesse,
Qui prit tout l'or et s'en alla.
Cent ans attendit la princesse.
Un jour quelqu'un passa par là.

La pauvre princesse invisible
Fut mise en la bourse de cuir;
La pauvre princesse sensible,
Adorable, mais invisible.
Un brigand tua l'invincible,
Prit la bourse et se mit à fuir.
La pauvre princesse invisible
Pleurait dans la bourse de cuir.

Elle pleurait d'être en servage
Et de ne pas pouvoir crier.
Le grand vent du Nord faisait rage
— Elle pleurait d'être en servage —
Mais un homme vit le carnage,
Vint et tua le meurtrier.
Elle pleurait d'être en servage
Et de ne pas pouvoir crier.

Le sauveur, un pauvre poète,
Dit: «Onc homme tel trésor eut;
Mais j'en fais fi! Je suis très bête,
Un sauveur, un pauvre poète!
J'aimerais mieux une fillette.»
Alors la princesse apparut.
Le sauveur, un pauvre poète,
Dit: «Onc homme tel trésor eut!»

Et voilà l'histoire, m'amie,
De la princesse aux cheveux d'or.
Quel est son nom? Ne le sais mie.
Et voilà l'histoire, m'amie,
De celle que son ennemie
Changea jadis en un trésor.
Et voilà l'histoire, m'amie,
De la Princesse aux cheveux d'or.

Жила принцесса молодая,
Давным-давно, сто лет назад.
В каком краю? И сам не знаю.
Жила принцесса молодая —
Однажды чародейка злая
Принцессу превратила в клад.
Жила принцесса молодая,
Давным-давно, сто лет назад.

Колдунья в землю клад зарыла —
Такие были времена.
Да, в клад принцессу превратила
И в землю этот клад зарыла,
Там так уныло, так постыло —
А на земле цветет весна!
Колдунья в землю клад зарыла —
Такие были времена.

«Принцесса, я — лесная фея! —
Вдруг зазвучало под землей,
Все ласковее, все нежнее. —
Принцесса, я — лесная фея,
Как луговой цветок, в траве я,
Моя бедняжка, что с тобой?
Принцесса, я — лесная фея!» —
Вдруг зазвучало под землей.

«Лишь тот, кто смерти не боится,
Кто смел и юн, тебя спасет, —
Пропела фея, словно птица, —
Лишь тот, кто смерти не боится,
Тот, кто рискнет в тебя влюбиться,
А золотом — пренебрежет.
Лишь тот, кто смерти не боится,
Кто смел и юн, тебя спасет».

Сто лет его ждала принцесса
И услыхала звук шагов:
Смельчак, явился он из леса,
Сто лет его ждала принцесса —
Был храбр, но не богат повеса,
Он клад забрал и был таков.
Сто лет его ждала принцесса
И услыхала звук шагов.

Была невидимой бедняжка —
Ее он бросил в кошелек.
Ах, до чего ей было тяжко!
Была невидимой бедняжка.
Убил повесу побродяжка,
Взял кошелек — и наутек.
И горько плакала бедняжка —
Ее он бросил в кошелек.

Стал кошелек ей как могила,
А крикнуть не хватало сил.
Вослед им только буря выла:
Стал кошелек ей как могила,
Но некто видел все, что было,
Догнал убийцу — и убил.
Стал кошелек ей как могила,
А крикнуть не хватало сил.

Ее спаситель был поэтом.
Вскричал: «Дороже клада нет!
Он греет душу, но при этом
(Хоть был он бедным, но поэтом)
Любовью лучше быть согретым…»
Тут дева и явись на свет —
Ее спаситель был поэтом,
Вскричал: «Дороже клада нет!»

Вот вам история простая
Принцессы, жившей век назад.
Как ее звали? Сам не знаю.
Вот вам история простая
Про то, как чародейка злая
Принцессу превратила в клад.
Вот вам история простая
Принцессы, жившей век назад.

Je vis un soir la zézayante
Et presque jamais souriante
Et renversée, un soir, hiante,
Pour quel ennui? Vers quel soulas?
S'ennuyait-elle d'une gemme,
D'une fleur bleue ou de l'angemme
Ou plaça-t-elle ceci: «J'aime!»
Trop au hasard des tombolas!
Et dans le soir qui tout nous souille
Le fauteuil qui d'ombre se brouille
Avait des formes de grenouille
Près du lit, tel un tombeau bas.
Ainsi bayèrent par le monde
Viviane auprès de l'immonde
Et dans son palais Rosemonde
Qui fut moins belle que Linda.
Et moi qui tiens en ma cervelle
La vérité plus que nouvelle
Et que, plaise à Dieu, je révèle
De l'enchanteur qui la farda
Du sens des énigmes sereines,
Moi, qui sais des lais pour les reines
Et des chansons pour les sirènes,
Ce bayement long m'éluda.
Car au cœur proche et que je craigne
Ce cœur que l'ennui tendre étreigne.
Au cœur l'ennui c'est l'interrègne
A ne pas être l'interroi.
Ses mains alors s'épanouirent
Comme des fleurs de soir et luirent,
Ses yeux dont soudain s'éblouirent
Les dormantes glaces d'efrroi
De voir bayer leur sombre dame,
Princesse ou fée ou simple femme
Ayant avec la mort dans l'âme
La grenouille pour tout arroi.

И я ее увидел въяве:
Еще по-детски шепелявя,
Всегда грустна, всегда в растраве —
Какой тоской? И с чем вразлад? —
Она так искренне скучала,
Ей все чего-то было мало,
Она «Люблю!» сказать мечтала,
Боясь, что скажет невпопад.
И вот мы в сумерках сидели,
И жабой кресло у постели
Во тьме казалось — в самом деле,
Был мир унынием объят.
Так тосковали неустанно
Когда-то фея Вивиана [12] Вивиана — озерная дева, фея, героиня кельтского фольклора, возлюбленная волшебника Мерлина. Чтобы стать безраздельной владычицей его души, она заживо погребла его в глухом лесу. Этот сюжет лег в основу книги Аполлинера «Гниющий чародей» (см. примеч. к стихам из этой книги).
И Розамунда [13] Розамунда (Розмонда) — персонаж многих стихотворений Аполлинера. Поэт неоднократно обыгрывал ее имя (см. стихотворение «Розамунда»). Дворец Розамунды превратился в его стихах в «дворец грез» (в «Алкоголи» вошло стихотворение на эту тему под названием «Дворец»). В реальности Розамунда была фавориткой английского короля Генриха II (1133–1189). Ее загадочная судьба породила множество легенд и фольклорных сюжетов. , дочь тумана,
Но Линда краше во сто крат.
А мне, чья мысль всегда готова
Принять, взлелеять все, что ново,
Кто может вырастить из слова,
Как чародей, волшебный сад,
Кому подвластен, тайный, весь он,
Мне, знатоку баллад и песен
Сирен, чей голос так небесен,
Мне мрак и скука не грозят.
Тоска, сильны твои объятья
Для сердца, что хотел познать я.
Тоска — безвластие, проклятье,
Ее приход бедой чреват.
Пусть эти руки расцветают,
Как незабудки, и сияют,
Глаза внезапно оживают,
И явит пробужденный взгляд
Принцессу, фею, чаровницу,
В душе которой смерть томится, —
В карету жаба превратится,
И жизнь случится наугад.