Ринат Валиуллин - Стихи для гурманов

Все языки после твоего – иностранные.

– Птица!
Что вы в клетке сегодня?
– Не знаю.
Может, здесь легче.
– Она даже не золотая,
прутья ржавые,
еда пресная,
старые разговоры.
– Вам здесь не скучно?
– Скучно.
Оттого и встаю, как жаворонок.
– Калитка открыта.
Что вы себя изводите?
– Я пытаюсь здесь разводиться.
– Вы про птенцов?
Зачем вам такие же
одноклеточные?

– Каждая любовь рано или поздно
приносит кого-то в жертву.
Бывает, принесет,
а тебе уже и не надо.

Какие разные мамы,
но все они моют рамы.
Какие разные папы,
зависящие от зарплаты.
Какие соседи полезные,
созданные подъездами.
Какие разные братья —
должны сберечь от несчастий.
Какие разные сестры,
жестокие, строгие, острые.
Какие разные деды,
храпящие после обеда.
Какие разные бабушки,
но все они тянут ладушки.
Какие разные тети
считают людей идиотами.
Какие разные дяди
в мороженом и в шоколаде.
Какие разные родственники,
какая большая семья.
Как трудно остаться собой,
особенно если речь про меня.

– Зачем же ноги на стол?
– Разве они не прекрасны?
– Кто бы спорил,
они ведь женские.
– Уже нравится?
– Уже привыкаю.
Ноги твои на столе.
Даже кофе не нужен.
Я бы такими позавтракал.

Никому не понравится,
если скажут, что ваше рождение —
это несчастный случай
для всех,
кто населяет эту великую плоскость.
И ей не понравилось.
Ушла из дома.
Поначалу
она себя чувствовала ребенком
со взрослым мужчиной,
который любил её больше родителей.
Любил…
И она его, видимо:
– Я знаю, что у нашей любви
большая разница в возрасте,
но не вздумай меня удочерять,
чтобы не стать противным.

В лапах твоих тепло,
я не знала, что бывает теплей,
до…
До тебя.
Даже того,
с щетиной.
Когда ты приходишь
нетрезвый,
в росе чьих-то взглядов,
в аромате чужих духов.
Мой.

Шваль, падаль, дрянь, —
ругаюсь на простуду погоды.
Некрасивые слова.
Гуляя по парку, разбрасываю,
как деревья, тряпьё последнее.
Им неизвестно ещё,
что их,
даже голых, никто не возьмёт.
Осенью их никто не полюбит,
потому что любовь
хочется завоёвывать.
Шваль, падаль, дрянь.
А они для нас,
как и многие, – деревянные.

Вчера я полночи
собирала цветы на обоях.
Ты сам видишь —
букет из нас никудышный.
Он вянет.
Нам надо расстаться,
пока не дошло до края.
Я потеряла к тебе интерес.
Ты спросишь – как?
Так же, как любую другую вещь.
– Может быть, у тебя кто-то есть?
– Хорошо.
Если тебе будет легче,
считай, что его украли.

– Есть такие слова,
которые созданы, чтобы им не доверять.
– Есть и такие же люди.
– Ты думаешь, когда говоришь?
– Я чувствую.
– Где и когда?
– Может быть, завтра,
в сердцах.
– Ты скажешь?
– Я повторю, что люблю тебя.
– А я?
– Ты выдохнешь: «Я тебя тоже».

– Какую книгу вы ищете?
Люблю читать о себе,
но так мало написано.
– Увы,
и обо мне ничего.
Видите, сколько людей,
и все о себе, о любимом, ищут.
– Теперь понимаю
причину,
по которой
люди стали меньше читать.
О них в книгах всё меньше,
так как писатель каждый
норовит написать о себе.

Разве женщин любят
за то, что они прекрасные суки?
Разве за то, что они изящные бл…?
За то, что кожа нежна,
а прелести лживы?
За то, что красавицы
станут когда-нибудь матерями
или уже стали?
Нет.
Их любят за то, что они умеют переживать
то, что мужчины
вряд ли бы без них пережили.

– Чёрт,
какой у тебя высокий порог.
Так можно все ноги сломать.
– Порог как порок.
Об чужие я сам спотыкаюсь вечно.
– Люди порочны?
Или общество в целом?
– Сам по себе человек,
он хочет быть счастлив,
но ради этого
несчастными готов сделать других.
Мне кажется, что самый большой порок…
– Мне кажется, внушить человеку,
что любишь безумно,
и пользоваться.
– Это та же измена.
– Мне кажется, больший —
без любви заниматься любовью.

– Может, махнуть в Париж?
Говорят, там любовь краше.
– Ты уверена?
– Нет.
– Вот и мне кажется это всё ерундой.
Вылюблю сейчас тебя здесь
безбашенно.

– Как у тебя?
– Одна грусть сменяет другую,
одна тоска третью.
– Видимо, ты давно не радовалась,
подруга.
– Так, чтобы быть счастливой, – нет.
Так, чтобы быть несчастной, —
так ведь это не радость,
это какое-то издевательство
над самим собой.
– А над кем ещё,
если рядом нет близких?

– Бл… как же я соскучился по тебе
– Ты чего материшься?
– Это не я,
это моя похоть.

– Где ты вчера всю ночь шлялась?
– Любила.
– Что,
целую ночь?
– Разве тебе будет легче,
если я скажу – половину?

– Мы год уже встречаемся,
ты ничего ещё мне не дарил.
– Вот и сестра говорит,
что я бездарный.

Долбаные понедельники,
вторники, среды, четверги и пятницы.
Если бы не вы,
мне бы легче было быть самим собой.
Выходные…
Я в них упаковываю
свою глупость.
Выпиваю
и закусываю чьей-то любовью,
потом нажираюсь,
и тогда уже она закусывает мною,
а я блюю.
Затраханные субботы и воскресенья.
Кто кого.
Кто с кем.
Я смотрю на стену.
Жизнь проходит тупо по календарю.
Он отрывной.
Я тоже хотел бы каждый день отрываться,
как это удаётся ему.

Капает дождь,
а может быть, первый снег.
Падает медленно
на поверхности сердца
наледь.
Она погружает любовь
в вечную мерзлоту.
– Я буду скучать.
– Я – помнить.
– Не верю.
– Не верь.
– Я буду.
– Я есть.
– Не надо.
Всё перебесится.
Мы и так отбились от стада
собственных взглядов.

– Я не знал, что вы курите.
– А я не знала, что пьёте.
– Надеюсь, у вас нет
других вредных привычек?
– Откуда?
Мне тоже с одной вечная скука.
– Может, тогда ненадолго махнёмся,
а то у меня во рту уже
от табачного дыма сухо…