Коллектив авторов - Гори, гори, моя звезда!

Уж как пал туман на сине море,
А злодейка-тоска в ретиво сердце,
Не сходить туману с синя моря,
Уж не выдти кручине из сердца вон.
Не звезда блестит далече в чистом поле,
Курится огонечек малешенек:
У огонечка разостлан шелковый ковер,
На коврике лежит удал добрый молодец,
Прижимает белым платом рану смертную,
Унимает молодецкую кровь горячую.
Подле молодца стоит тут его добрый конь,
И он бьет своим копытом в мать сыру землю,
Будто слово хочет вымолвить хозяину:
«Ты вставай, вставай, удалой добрый молодец!
Ты садися на меня, на своего слугу,
Отвезу я добра молодца в свою сторону,
К отцу, к матери родимой, роду-племени,
К милым детушкам, к молодой жене».
Как вздохнет удалой добрый молодец —
Подымалась у удалого его крепка грудь;
Опускались у молодца белы руки,
Растворилась его рана смертная,
Пролилась ручьем кипячим кровь горячая.
Тут промолвил добрый молодец своему коню:
«Ох ты, конь мой, конь, лошадь верная,
Ты товарищ моей участи,
Добрый пайщик службы царския!

Ты скажи моей молодой жене,
Что женился я на другой жене;
Что за ней я взял поле чистое,
Нас сосватала сабля острая,
Положила спать калена стрела».

Размучен страстию презлою
И ввержен будучи в напасть,
Прости, что я перед тобою
Дерзну свою оплакать часть.
Хотя твой милый взор, драгая!
Мне остры стрелы в грудь бросая,
Зрел действие своих побед, —
Но ты еще того не знаешь,
Колико мне ты причиняешь
Несносных мук и лютых бед.

Я с той жестокой мне минуты,
Как первый раз тебе предстал,
Питаю в сердце скорби люты,
Питаю страсть и пленник стал.
Не видишь ты, как я смущаюсь,
Как стражду, рвуся и терзаюсь
И горьких слез потоки лью?
Ты прежних дум меня лишила,
Ты жизнь мою переменила,
Тебя, как душу, я люблю.

Всегда тебя в уме встречаю,
А стретив, зреть тебя хочу;
И где тебя найтить лишь чаю,
Бегу туда, и там грущу.
Места, где страсть моя родилась,
Где кровь тобою вспламенилась,

Свидетели тоски моей:
Я в них тебя воспоминаю,
Твое в них имя повторяю
Стократно в памяти своей.

Теперь узнав себя подвластна
И частию владей моей;
Но сколько ты, мой свет! прекрасна,
Ты столько жалости имей,
За скорбь в душе моей смертельну
И рану в сердце неисцельну
Хоть сладку мне надежду дай.
Коль стыдно то сказать словами,
Хотя прелестными глазами
Скажи, скажи мне: уповай.

Ты проходишь мимо кельи, дорогая,
Мимо кельи, где бедняк-чернец горюет,
Где пострижен добрый молодец насильно,
Ты скажи мне, красна девица, всю правду:
Или люди-то совсем уже ослепли,
Для чего меня все старцем называют?
Ты сними с меня, драгая, камилавку,
Ты сними с меня, мой свет, и черну рясу,
Положи ко мне на груди белу руку
И пощупай, как трепещет мое сердце,
Обливался всё кровью с тяжким вздохом;
Ты отри с лица румяна горьки слезы,
Разгляди ж теперь ты ясными очами,
Разглядев, скажи, похож ли я на старца?
Как чернец, перед тобой я воздыхаю,
Обливался весь горькими слезами,
Не грехам моим прощенья умоляю,
Да чтоб ты меня любила, мое сердце!

Не будите молоду
Раным-рано поутру;
Разбудите молоду,
Когда солнышко взойдет,
Когда птички запоют,
Перепархивать начнут,
Когда милый пастушок
Заиграет во рожок.
Хорошо пастух играл,
Будто словом говорил:
«Собирайте, девушки,
Свое стадо на лужок».
Собиралися девушки,
В хоровод пошли играть.
Одна девка весела
В хоровод плясать пошла.
Манит девушка рукой
Пастуха плясать с собой:
«Сюда, сюда, пастушок!
Сюда, миленький дружок!»
Бросил стадо пастушок,
Пошел с девушкой в кружок.
Он часочек проплясал —
Коровушку потерял.
Он еще час проплясал —
И полстада потерял.
«Когда б знала молода —
Не манила б пастуха!»

Вниз по матушке по Волге,
От крутых красных бережков,
Разыгралася погода,
Погодушка верховая;
Ничего в волнах не видно,
Одна лодочка чернеет,
Никого в лодке не видно,
Только парусы белеют.

На гребцах шляпы чернеют,
Кушаки на них алеют.
На корме сидит хозяин,
Сам хозяин во наряде,
Во коричневом кафтане,
В перюиновом камзоле,
В алом шелковом платочке,
В черном бархатном картузе;
На картузе козыречек,
Сам отецкий он сыночек.

Уж как взговорит хозяин:
«И мы грянемте, ребята,
Вниз по матушке по Волге,
Ко Аленину подворью,
Ко Ивановой здоровью».
Аленушка выходила,
Свою дочку выводила,
Таки речи говорила:
«Не прогневайся, пожалуй,
В чем ходила, в том и вышла.
В одной тоненькой рубашке
И в кумачной телогрейке».

Ты проходишь, мой любезный, мимо кельи,
Где живет несчастна старица в мученьи,
Где в шестнадцать лет пострижена неволей
И наказана суровой жизни долей!
Не тому, было, мучению я льстилась,
Но владел чтоб мной, кому я полюбилась;
Не к тому меня и в чин сей посвятили
И блаженство в жизни будущей купили.
Ты взойди, взойди, любезный, в мою келью
И меня обрадуй счастия хоть тенью.
Не давай страдать ты долго мне в мученьи,
Ты утеши своим взором в огорченьи!
Ты положь свою ко мне на груди руку
И почувствуй бедна сердца тяжку муку!
Изведи меня из горькой сей напасти
И окончи ты мучительные страсти.

В понедельник я влюбился,
И весь вторник я страдал,
В любви в середу открылся,
В четверток ответа ждал.
Пришло в пятницу решенье,
Чтоб не ждал я утешенья.
В скорби, грусти и досаде
Всю субботу размышлял
И, не зря путей к отраде,
Жизнь окончить предприял,
Но, храня души спасенье,
Я раздумал в воскресенье.
В понедельник же другой
Получил я от драгой
Ответ нежный и приятный
И с желанием согласный.
А во вторник отписал,
И письмо я к ней послал,
В коем всё то выражал
И всю страсть ей объявлял.
В среду думал сам в себе,
Как придет она ко мне:
Сколько радостей мне будет,
Скажу – вечно не забудет.
В четверток моя любезна
Отписала мне полезно,
Я в пяток чтоб вечерка
Ожидал ее у двора.
С нетерпеньем ждал часа,
Как пришла ко мне краса.