Валериан Курамжин - Дорога домой (сборник)

Я выбрался из постели и прошел в ванную. Принял душ, причесался и уставился в зеркало – бриться надо… Намылив щеки, я смотрел на себя в зеркало. Вдруг как током ударило – «Статистика, блин!» Вот мне шестьдесят три года, подумал я, а сколько раз в своей жизни я брился? И я начал считать, что оказалось не так-то просто. Бриться я начал в семнадцать лет, хотя до этого время от времени скреб свои щеки отцовским станком с бритвой «Нева», соскребая юношеский пушок в надежде, что борода будет расти быстрее. Ну, допустим, вспоминал я, что более или менее регулярно бриться я начал с восемнадцати лет, таким образом, весь тот год, с семнадцати до восемнадцати я брился не каждый день, а через день, выбросим выходные – получается где-то сто пятьдесят раз. Значит, бреюсь я уже сорок пять лет, примерно по триста раз в год (я иногда пропускаю – не бреюсь по выходным), тогда умножим сорок пять на триста, плюс сто пятьдесят раз ранее. Да прибавить еще за полгода (ведь мне не шестьдесят три ровно, а шестьдесят три с половиной). Получается, что брился я тринадцать тысяч восемьсот раз! Вот это да!

Статистика, блин!

С этого все и началось. Именно в этот чертов день (так я его с тех пор стал называть) по тогда еще не известным мне причинам и против моей воли это самое слово «статистика» не просто вошло в мою жизнь, а стало диктовать, о чем думать, как поступать. Я начал считать и записывать. Просыпался поздней ночью, словно от толчка, тихо пробирался в свой кабинет и усаживался за стол. Глотнув минералки и закурив, я считал, записывал, снова считал. Оказалось, что за свою жизнь я тридцать две тысячи девятьсот сорок три раза чистил зубы, примерно семьдесят четыре тысячи раз сморкался, износил около полутора тысяч пар носков, примерно семьсот сорочек, более тысячи комплектов нижнего белья. Мне никак не удавалось придумать методику расчета для мыла, шампуня, стирального порошка и парфюма, меня злило мое неумение правильно, а вернее точно, посчитать, сколько я вылил на себя воды из крана и душа, сколько этой самой воды я спустил в унитаз, я проявил полный дебилизм в расчетах расхода туалетной бумаги и салфеток, но зато я теперь точно знаю, что зубных щеток я использовал никак не меньше пятисот штук!

Как интересно, думал я, это же просто здорово! Ведь статистика – это действительно настоящая наука. Неужели никто до меня не догадался просчитать одну единственную жизнь простого человека, его быт, его радости, его проблемы и болезни, его юность и старость, его удачи? Я что, первооткрыватель, я гений? Или я просто свихнулся на этом, застрявшем в моем сознании слове, я стал его рабом и потихоньку схожу с ума? Нет, – говорил я себе, – ведь меня это увлекло, я действительно на старости лет нашел себе новое и интересное занятие, меня манят эти цифры, я складываю, умножаю, делю и этим как бы пишу свою биографию! А почему только свою? Ведь я среднестатистический мужчина, обычный не герой своего времени. Таких, как я, множество. Значит этими цифрами я описываю целое поколение советско-русских мужчин – женатых, разведенных, вдовцов и даже мужчин нетрадиционной сексуальной ориентации! Это же монументальный труд! Во, блин, статистика!

Мое новое увлечение было настолько сильным, что почти все свое свободное время я посвящал ему, я трудился, как подневольный раб, вернее, как раб добровольный, потому что я знал – я должен пройти этот путь до конца, я должен знать о себе все!

Информации прибавлялось, а я задавал себе все новые и новые вопросы и отвечал на них, мой мозг работал, как калькулятор, выбрасывались в корзину исписанные стержни и карандаши, а на столе и приставленном к нему стуле росла кипа бумаг, таблиц, графиков и диаграмм.

Мои биологические часы начали давать сбой: я уже не мог спать ночами, так как зачастую просиживал до утра, выпивая по пять – шесть стаканов крепкого чая, а иногда пил виски или коньяк. Беспрерывно курил, потом проветривал кабинет и снова садился за работу. Я выяснил, сколько раз в своей жизни я стригся и даже подсчитал количество волосинок и прикинул их вес, я подсчитал вес мяса, птицы, рыбы, картошки и даже семечек, прошедших через мой желудок. Естественно, я также подсчитал и количество вышедшего оттуда. Теперь я знаю, сколько за всю жизнь у меня было галстуков, расчесок, носовых платков и шарфов, сколько раз я бывал в кино и сколько прочитал книг, сколько дней я болел и сколько отдыхал, сколько часов я спал и сколько провел в туалете, я прочистил и упорядочил свою память. Я выстраивал на листах бумаги диаграмму своей сексуальной жизни, я анализировал пики и падения этой кривой, передо мной мелькали лица, имена, прозвища, иногда я краснел, а иногда безумно гордился своими подвигами, я окунался в свое прошлое, анализируя его с новых для меня позиций, ставил себе оценки, ругал, хвалил, негодовал, смеялся и плакал.

Я как бы заново проживал свою жизнь, смотрел на себя со стороны и видел то, на что не обращал внимание раньше. Работа эта заполняла меня целиком, но близилась к завершению, вопросов становилось все меньше и меньше. Два вопроса я откладывал на потом, может быть потому, что боялся узнать ответы на эти вопросы. Сколько я выкурил сигарет за свою жизнь и сколько выпил спиртного?

Но настал момент, когда я оказался готов ответить и на эти вопросы. Мне было просто необходимо ответить на них!

Итак, курю я почти сорок восемь лет, начинал с половины пачки в день, потом больше, выходило и две и две с половиной, ну, пусть будет тридцать сигарет в день. Тогда получается, что за свою «курящую жизнь» я выкурил четыреста девяносто пять тысяч сигарет. Эта цифра просто ошеломила меня. Ошеломила настолько, что я даже не стал считать количество лошадей, которых мог убить никотин, поглощенный мной.

Как же я еще жив? Почему не умер от страшных болезней, о которых пишут на пачках сигарет крупным шрифтом? Надо срочно бросать, подумал я, обязательно надо.

А ну-ка подсчитаем спиртное. Итак, лет до двадцати я, прямо скажем, баловался, просто поддерживал компанию, да и пить толком не мог и не умел. Хотя баловаться начал рано, лет эдак с пятнадцати. Значит, лет с двадцати я выпивал более менее регулярно, причем и крепкие спиртные напитки, и вино, и пиво. Потом я практически отказался от крепленых вин, всяческих портвейнов и перешел в «новое качество» – предпочитал водку, коньяк был значительно дороже, да и в дефиците, поэтому коньяк пил редко. Виски стал доступным только в начале девяностых. Сейчас, когда появилось такое обилие сортов, я предпочитаю выдержанные, односолодовые (это, конечно, когда есть из чего выбирать). Мои расчеты опять повергли меня в ступор. Оказалось, что за свою питейную жизнь я выпил примерно три тысячи сто пятьдесят литров вина, шесть тысяч пятьсот шестьдесят литров пива, три тысячи девятьсот семьдесят литров крепких спиртных напитков.