Сборник - Библейские мотивы в русской поэзии

Весть, что люди стали мучить Бога,
К нам на север принесли грачи… —
Потемнели хвойные трущобы,
Тихие заплакали ключи…
На буграх каменья – обнажили
Лысины, прикрытые в мороз,
И на камни стали капать слезы
Злой зимой ощипанных берез.

И другие вести, горше первой,
Принесли скворцы в лесную глушь:
На кресте распятый, всех прощая,
Умер – Бог, Спаситель наших душ.
От таких вестей сгустились тучи,
Воздух бурным зашумел дождем…
Поднялись, – морями стали реки…
И в горах пронесся первый гром.

Третья весть была необычайна:
Бог воскрес, и смерть побеждена!
Эту весть победную примчала
Богом воскресенная весна… —
И кругом луга зазеленели,
И теплом дохнула грудь земли,
И, внимая трелям соловьиным,
Ландыши и розы расцвели.

Когда кичливый ум, измученный борьбою
С наукой вечною, забывшись, тихо спит,
И сердце бедное одно с самим собою,
Когда извне его ничто не тяготит,

Когда, безумное, но чувствами всесильно,
Оно проведает свой собственный позор,
Бестрепетностию проникнется могильной
И глухо изречет свой страшный приговор:

Страдать, весь век страдать бесцельно,
безвозмездно,
Стараться пустоту наполнить – и взирать,
Как с каждой новою попыткой глубже
бездна,
Опять безумствовать, стремиться
и страдать, —

О, как мне хочется склонить тогда колени,
Как сына блудного влечет опять к Отцу! —
Я верю вновь во все, – и с шепотом
моленья
Слеза горячая струится по лицу.

Ночь тиха. По тверди зыбкой
Звезды южные дрожат;
Очи Матери с улыбкой
В ясли тихие глядят.

Ни ушей, ни взоров лишних.
Вот пропели петухи,
И за ангелами в вышних
Славят Бога пастухи.

Ясли тихо светят взору,
Озарен Марии лик…
Звездный хор к иному хору
Слухом трепетным приник.

И над Ним горит высоко
Та звезда далеких стран!
С ней несут цари востока
Злато, смирну и ливан.

Победа! Безоружна злоба.
Весна! Христос встает из гроба, —
Чело огнем озарено.
Все, что манило, обмануло
И в сердце стихнувшем уснуло,
Лобзаньем вновь пробуждено.

Забыв зимы душевный холод,
Хотя на миг горяч и молод,
Навстречу сердцем к вам лечу.
Почуя неги дуновенье,
Ни в смерть, ни в грустное забвенье
Сегодня верить не хочу.

Целый мир от красоты,
От велика и до мала,
И напрасно ищешь ты
Отыскать ее начало.

Что такое день иль век
Перед тем, что бесконечно?
Хоть не вечен человек,
То, что вечно, – человечно.

Чем доле я живу, чем больше пережил,
Чем повелительней стесняю сердца пыл, —
Тем для меня ясней, что не было от века
Слов, озаряющих светлее человека:

Всеобщий наш Отец, Который в небесах,
Да свято имя мы Твое блюдем в сердцах,
Да прийдет Царствие Твое, да будет воля
Твоя как в небесах, так и в земной
юдоли.

Пошли и ныне хлеб обычный от трудов,
Прости нам долг, – и мы прощаем
должников,
И не введи Ты нас, бессильных,
в искушенье,
И от лукавого избави самомненья.

Когда Божественный бежал людских
речей
И празднословной их гордыни,
И голод забывал и жажду многих дней,
Внимая голосу пустыни,
Его, взалкавшего, на темя серых скал
Князь мира вынес величавый.

«Вот здесь, у ног Твоих, все царства, —
он сказал, —
С их обаянием и славой.
Признай лишь явное, пади к моим ногам,
Сдержи на миг порыв духовный —
И эту всю красу, всю власть Тебе отдам
И покорюсь в борьбе неровной».

Но Он ответствовал: «Писанию внемли:
Пред Богом Господом лишь преклоняй
колени!»
И сатана исчез – и ангелы пришли
В пустыне ждать Его велений.

Не тем, Господь, могуч, непостижим
Ты пред моим мятущимся сознаньем,
Что в звездный день Твой светлый
серафим
Громадный шар зажег над мирозданьем

И мертвецу с пылающим лицом
Он повелел блюсти Твои законы,
Все пробуждать живительным лучом,
Храня свой пыл столетий миллионы.

Нет, Ты могуч и мне непостижим
Тем, что я сам, бессильный и мгновенный,
Ношу в груди, как оный серафим,
Огонь сильней и ярче всей вселенной.

Меж тем как я – добыча суеты,
Игралище ее непостоянства, —
Во мне он вечен, вездесущ, как Ты,
Ни времени не знает, ни пространства.

Ave Maria – лампада тиха,
В сердце готовы четыре стиха:

Чистая дева, скорбящего мать,
Душу проникла твоя благодать.

Неба царица, не в блеске лучей,
В тихом предстань сновидении ей!

Ave Maria – лампада тиха,
Я прошептал все четыре стиха.

К костру подсел он, руки грея.
Лицо зажег багровый свет.
«И ты – сопутник Назорея?
И ты – из галилеян?» – «Нет».

Ночь холодна, и месяц светел.
Первосвященнический двор
Вдруг огласил рассветный петел.
Прислуга спит. Сгорел костер.

Где Иоанн и где Иаков?
Где все? Он вышел. Даль пуста.
И вспомнил, горестно заплакав,
О предсказании Христа.

В рассветный час пошли мы двое,
Росу стряхая с сонных трав,
Неся из смирны и алоя
Благоухающий состав.

Мы шли, не думая о чуде,
В холодном, розовом луче.
Ты миро в глиняном сосуде,
Склонясь, держала на плече.

И так нам страшно вспомнить было
Его позор и смерть и боль…
Как раны знойные омыла
Твоих волос ночная смоль.

Как из его ладоней гвозди
Ты, тихо плача, извлекла,
Смотря на кровь, что, как из гроздей,
Густыми каплями текла.

Мария Мать и ты – вы обе —
Его приняли от солдат
И положили в новом гробе,
Возлив на тело аромат.