Сборник - Русская поэзия XVIII века

Сентименталисты воспевают простой, безыскусственный сельский пейзаж, естественное окружение, мирную тишину, счастье слияния с природой.

размышляет М. Муравьев в стихотворении «Ночь».

Интерес к внутренним переживаниям человека привел сентименталистов к пересмотру жанровой системы классицизма: ода наполнилась трогательным содержанием и «приятными» эмоциями, но все же отошла на второй план, а на первый выдвинулись жанры элегии, послания, песни и романса, высокие образцы которых создали М. Муравьев, Н. Карамзин, И. Дмитриев.

Одновременно выявились и слабости сентиментализма: подчеркнутая чувствительность видится им едва ли не единственным средством исправления социальных противоречий, а сочувствие перерастает в прекраснодушное мечтательство, в созерцательную меланхолию, сопровождаемую вздохами и слезами. Это неизбежно приводит к тому, что «большой мир» вытесняется из «малого мира», и желаемое единство между личностью и обществом оказывается нереализованным.

Действительность же настоятельно напоминала, что полнота внутренней жизни невозможна без участия отдельного человека в исторических судьбах страны. Перед просвещенным русским дворянином – современником Суворова, помнившим Петра I и его соратников, Ломоносова, – неизбежно вставал вопрос, обращенный Д. Фонвизиным (Собеседник любителей русского слова. 1783) к Екатерине II: «В чем состоит наш национальный характер?» Фонвизин пристрастно вопрошал императрицу о том, почему падают нравы, почему глупцы и льстецы приближены к трону и допущены к управлению государством, почему процветают взятки в присутственных местах, почему, наконец, в судах торжествует явная несправедливость и незнатные и бедные люди нигде не могут найти защиты. Жар общественных и гражданских страстей не остывал в душах поборников славы отечества. Только теперь за высшие интересы государства и нации вступался не абсолютизм. Равнодушию вельмож и сановников к реальным нуждам российского населения в русской поэзии были противопоставлены просвещенный разум и благородные порывы частного человека. «Большой» и «малый» миры вступили в живое и плодотворное для исторических судеб России и для поэзии соприкосновение. Жизнь сердца, оказалось, могла быть богатой, насыщенной острыми и драматическими переживаниями.

Этот переворот в поэзии XVIII века открылся лирикой Г. Державина.

Поэт слил воедино волновавшие его «общие» чувства с чувствами обыкновенного, «домашнего» человека. В лирику Державина вошла его собственная жизнь, образ поэта создавался не как отрешенный от всякой обыденности и житейской прозы, но в единстве с ними и через них. Именно биографическое начало сообщило высоким идеям и просвещенным стремлениям душевную откровенность и неподражаемую искренность. Должностной оде крикливых казенных одописцев Державин нанес сильнейший удар.

В знаменитой оде «Фелица» «полезные дни», которые «богоподобная царевна» посвящает благу отечества, неотрывны от ее человеческих добродетелей и выступают как бы прямым их следствием. Между тем поэт (а на него «весь свет похож») удручен внутренним раздором, он не в силах «укрощать страстей волненье» и «пышно и правдиво жить»:

Похвальная ода Державина воспела личные качества Фелицы, которые определяли разумные ее дела на благо подданных и государства: ведь реальное поведение человека обусловлено не только велениями разума, но и характером частного бытия, «малым» миром домашней жизни, которые могут решительно повлиять на исполнение долга. Поэтому «души богатство» мыслится выше абстрактных просветительских представлений. Внося биографические черты в оду, Державин преобразовывал ее. Предметом оды стало его личное отношение к Екатерине, в которой он хотел видеть просвещенную императрицу. В оду естественно вливаются быт и сатира, обогатившие жанр и наполнившие его непосредственно освоенным жизненным опытом Державина-человека и Державина-гражданина. Русский человек в лирике Державина представлен частью общественного и вселенского целого и одновременно остается простым смертным, погруженным в обычные заботы.

Смысл поэзии Державина – «отца русских поэтов», как назвал его Белинский, – в единстве общественного и частного человека, при подчинении личного общему. Державин сломал перегородки между «поэтической» и «прозаической» областями, признав достойными поэзии и ту и другую.

В целом для поэзии конца XVIII века, несмотря на громадные идейно-художественные достижения и подлинный взлет мысли, выражение индивидуального характера в единстве его гражданских и личных начал оставалось во многом недоступным. Для русских лириков того времени, как, впрочем, и для просветителей вообще, понятие «русский человек» еще ограничивалось представлениями «русский дворянин» (классицисты) и «чувствительная личность» (сентименталисты). Между тем значение слов «русский человек» уже было шире каждого из этих понятий. Державин сделал новый шаг в понимании национального характера: он представил русского дворянина и обычным человеком в домашнем быту, и патриотом отечества, и одновременно частью вселенной. Но быт для Державина – а поэты конца XVIII века следовали за ним – сводился к внешним приметам, а человек, при всей естественности его изображения, – к совокупности живописно схваченных биографических подробностей. Цельность и полнота внутренней жизни человека в русской поэзии XVIII века еще не были раскрыты.

Эти трудности, с которыми столкнулась русская поэзия, не в последней степени зависели от необработанности поэтического языка чувств, не передававшего сложные оттенки, утонченность переживаний. Тогдашний литературный язык, строго разделенный ломоносовской реформой на три «штиля», с течением времени стал преградой богатству, разнообразию, тонкости выражения эмоций.

Н. Карамзин, вдохновляясь национально-патриотическими настроениями и связывая их с дальнейшим просвещением России, выступил в 1802 году со статьей «Отчего в России мало авторских талантов?», в которой ответил на поставленный вопрос так: «Истинных писателей было у нас еще так мало, что они не успели дать нам образцов во многих родах; не успели обогатить слов тонкими деталями; не показали, как надобно выражать приятно некоторые, даже обыкновенные, мысли». И далее побуждал усовершенствовать стиль. Реформа Карамзина развивала литературный язык, вносила в него новые европейские понятия и была направлена на упразднение устаревших языковых норм.