Тамара Величковская - Цветок и камень

Проснусь бывает поутру
И, голову подняв с подушки,
Гляжу, как липы на ветру
Колышут сонные верхушки.
И вдруг почувствую в тиши
Такой прилив любви и силы,
Как будто бы на дне души
Я клад бесценный сохранила
И пронесла и сберегла,
И вот теперь душа, как птица!
О, сколько б я создать могла,
Сумела б многого добиться!
И так я жить тогда хочу,
И жажда творчества такая,
Что глохну, слепну и молчу,
Бессильно руки опуская.

Лунный свет, неживой, недобрый,
Затаился и ждет в углу,
Словно кольца пятнистой кобры
Шевелят голубую мглу.
Подползает все ближе, ближе,
Вот — коснется моей руки.
Я змеиное жало вижу
И зеленых глаз огоньки.
Над подушкой склонились травы,
На глаза легли полосой
И туманной дышат отравой,
И дурманят мутной росой…

Раздвигаются стены спальни,
Непроглядный мрак впереди.
Зашуршала вершина пальмы,
Проползает луч по груди.

Полны плодов и овощей
И множеством других вещей
На рынке лавки и корзины…
Сквозь запах снеди и бензина
Февральский ветер вдруг принес
Дыханье привозных мимоз,
Расцветших накануне в Ницце…
В бессонницу мне часто снится
Шуршанье гальки под волной
И ветер теплый и шальной…
Мимозы, море, звонкий смех —
Ну что же, помечтать не грех,
Когда печаль бессонной ночи
Одно печальное пророчит:
И цепь забот, и цепь тоски…

— Мадам, отвесьте фунт трески!

В убогой рыночной кошелке
Хранится драгоценный клад:
Сирень из розового шелка,
А из зеленого — салат.
В ней бронза смутного инжира,
И жемчугу подобный лук,
И перламутрового сыра
Оправленный сафьяном круг.
И возле серебристой рыбки
Кораллом кажется морковь,
В ней огородника улыбка
И солнца первая любовь.

Попутчик из хлада и мрака
При каждом из нас. Погляди,
Он вместе идет, как собака,
То спереди, то позади.

Но виден он только при свете,
С ним холод и тьма заодно,
Он в сумерках еле заметен,
Он лишь теневое пятно.

А света попутчик страшится,
От искры малейшей бежит
И то за спиной таится,
То темной тропою лежит.

И если твой свет за спиною,
То темный водитель растет,
Пугает своею длинною
И в мрак безымянный ведет.

И страшен мне он, несуразный,
Неверный, холодный, немой,
Двойник мой, всегда неотвязный,
Рожденный моею же тьмой

Здесь когда-то мельницы мололи
Золотое крупное зерно.
Лес шумел и расстилалось поле
И река текла, давно-давно…
Это время не было спокойным,
Не было спокойно никогда,
Много раз опустошали войны
Крепости, селенья, города…
Старый Ванв! Ты был когда-то молод,
Но в твои закрытые дома
Заходили и чума и голод,
И гостили — голод и чума.
Но в года страданий и разрухи
Дни текли быстрее и полней —
Пели девы, плакали старухи,
Юноши садились на коней,
Пировали пышные вельможи…
Время шло. И пронеслись века.
Вырос Ванв на старый не похожий,
И похожий, все-таки, слегка.
Стихло все — и войны, и напевы,
Город полон новыми людьми.
Ванв хранит святая Женевьева,
Женевьева и святой Реми.

Пышная осень Версаля
Как золотой мавзолей…
Рея, вдали исчезали
Тени былых королей.

Листья слетая мерцали
В синих пролетах аллей,
Мертвые листья Версаля
Стали как будто теплей.

Мертвые воды Версаля
Стали еще зеленей,
В их неподвижном зерцале
Спят двойники тополей…

Сколько листвы набросали
Вязы за несколько дней!
Мертвые боги Версаля
Стали еще холодней.

Вольный ветер дует на откосы.
Майский ветер, развеселый друг!
Зачесал березовые косы
С севера на юг!..
А за ветром заструились травы,
Легковеен ветер, шаловлив,
Наклоняет головы направо
Вереницам приболотных ив…
Весел ветер! Нет ему помехи,
Приласкает, да и был таков,
Унося с собою на потеху
Несколько увядших лепестков.

Весь день с утра моросило,
Настыла земля, намокла…
А вечером злая сила
Стала стучаться в стекла.
Ломилась с таким напором,
Как будто вела осаду,
И ветер иных просторов
Носился, шурша, по саду.
Открылось окно с размаху
И что-то разбилось в кухне,
Щенок завизжал со страху,
Я думала — крыша рухнет!
И долго во тьме холодной
Потом колыхался кто-то
И трогал рукой бесплотной
Сухой цветок у киота.

Отчего-то запахло весной
В этом городе мрачном и старом
И взволнованный ветер лесной
Пролетел по широким бульварам.
Он запутался в пестрых платках,
Что качались у модной витрины,
Закружился в крутых завитках
Под аркадами церкви старинной…
И ко мне прикоснувшись легко,
И запев над моей головою,
Улетел далеко, далеко
В Лотарингию, или Савою…
Всколыхнулась людская молва,
Покатились бумажки, картонки,
Встрепенулись, запели слова
И рванулись за ветром вдогонку.

Опять поля направо и налево…
Знакомый ветер встретил и узнал,
И вдруг запел таким родным напевом,
Как будто бы по имени позвал.

И мы пошли по-дружески, не споря,
Крылатый друг смирился и притих.
Я о своем рассказывала горе,
Он о скитаньях говорил своих.

Сменялись тучи на небесной страже
Мы с ветром вспоминали о весне, —
Он никогда на людях не расскажет,
Того, что говорит наедине.

И он мне рассказал об очень многом
И проводил по дружбе на вокзал
И листьями усыпал мне дорогу,
Но, все-таки, о главном не сказал.

Ты в толпе меня сразу приметил
И примчался, листву теребя,
Мой любимый, мой ласковый ветер,
А другие не любят тебя…
Говорят что ты вор и бродяга,
Что упрям и не в меру игрив,
И твою молодую отвагу
Принимают за дикий порыв.
Для меня же ты верный попутчик,
Ты один мне подарен судьбой,
Мне с тобой и гуляется лучше,
И поется мне лучше с тобой.
Все о чем я тебе говорила
Никогда не скажу никому,
Сколько песен тебе я дарила!
А куда ты их дел — не пойму.
У нас, ни у песен приюта
Нет, мой ветер, на этой земле
Ты несешь мои песни кому-то
И приносишь откуда-то мне.