Антон Дельвиг - За всё, за всё тебя благодарю я. Лучшие стихи Золотого века о любви

Причиной же неофициальной, но эмоционально более понятной была банальная супружеская измена. По воспоминаниям Евгения Баратынского (малоизвестным и никогда не публиковавшимся), поэт, вернувшись домой в неурочный час, застал баронессу в объятиях очередного поклонника. Произошла бурная сцена, София Михайловна и не пыталась оправдаться, упрекала мужа в холодности и невнимании. Тяжелые впечатления от разговора с Бенкендорфом и семейная трагедия привели к тяжелому приступу нервической лихорадки. Все осложнилось простудой. Полтора месяца Дельвиг провел в постели. Одна ночь облегчения сменялась двумя ночами приступов кашля, озноба и бреда. Врачи пытались облегчить страдания больного, но безуспешно. 14 (26) января 1831 года Антона Дельвига не стало. Он умер, не приходя в сознание, шепча в горячечном бреду одно и то же: «Сонечка, зачем ты сделала это?!» В доме поспешно разобрали нарядно украшенную елку. Завесили черным кружевом зеркала. Зажгли свечи. Кто-то открыл створку окна. Порывом ледяного ветра свечу задуло. На секунду все погасло во мраке. И тут послышалось пение: София Михайловна, не отходившая последние дни от постели мужа, заливаясь слезами и гладя его похолодевшие руки, бархатным контральто пыталась вывести первые строки романса ее мужа:

Голос сорвался на самой высокой ноте. Ответом скорбному пению была лишь пронзительная тишина. Спустя несколько месяцев после смерти Дельвига, баронесса София Михайловна Дельвиг вышла замуж за брата поэта Евгения Баратынского – Сергея Абрамовича. Он и был тем поклонником, которого застал в своем доме в поздний час барон Дельвиг. Всю свою жизнь София Михайловна не могла сдержать слез, слыша первые такты «Соловья». В доме Баратынских этот романс никогда не исполнялся.

Брат Сергея – поэт «пушкинской плеяды» Евгений Баратынский (правильно – Боратынский) родился в 1800 году. Мальчик рано познакомился с итальянским языком; вполне овладел он также французским, принятым в доме Баратынских, и с восьми лет уже писал по-французски письма. В декабре 1812 года, окончив пансион, он стал воспитанником Пажеского корпуса, этого привилегированного заведения, атмосфера которого, видимо, резко отличалась от той, в какую попал Пушкин в Лицее. В письме Жуковскому Баратынский подробно рассказал о пребывании в корпусе: о друзьях («резвые мальчики») и недругах («начальники»), об «обществе мстителей», возникшем под влиянием «Разбойников» Шиллера («Мысль не смотреть ни на что, свергнуть с себя всякое принуждение меня восхитила; радостное чувство свободы волновало мою душу…»). Мстительные забавы завершились прискорбно – участием в краже крупной суммы денег у отца товарища, после чего последовало исключение из корпуса в 1816 году. По личному приказу Александра I Баратынскому «за негодное поведение» строжайше запрещалось отныне служить где-либо, кроме как в армии – рядовым! Нетрудно представить смятенное состояние чувствительного, пылкого, щепетильного юноши.

Воспоминание о провинности сидело в Баратынском, как гигантская заноза, не давало покоя его совести и самолюбию. Он по-прежнему тяготился своим клеймом позора и три года тщетно надеялся на высочайшее прощение. Так и не дождавшись, в начале 1819 года Баратынский, по совету родных, отправился в Петербург и поступил рядовым в лейб-гвардии Егерский Его Величества полк. Через приятеля по Пажескому корпусу он познакомился с Дельвигом, который стал ему особенно близок. Баратынский показал ему свои стихи. Тот познакомил его с Жуковским, Плетневым, Федором Глинкой, Кюхельбекером и Пушкиным. Баратынский стал посещать их дружеские вечера…

Попытки друзей добиться офицерского звания для Баратынского долго наталкивались на отказ императора, причиной которого был независимый характер поэта и оппозиционные высказывания, которые часто можно было слышать от него. О снятии наказания хлопотали Александр Тургенев (брат декабриста Николая Тургенева), Вяземский, Жуковский, страстное участие в его судьбе принимал Пушкин. Сам находясь в Михайловской ссылке, он писал брату в начале 1825 года: «Что Баратынский?.. И скоро ль, долго ль?.. как узнать?.. Где вестник искупления? Бедный Баратынский, как подумаешь о нем, так поневоле постыдишься унывать…» Не только по доброте своей писал так Пушкин, но и потому, вероятно, что прекрасно чувствовал драматизм самоощущения самолюбивого человека, попавшего в столь двусмысленное положение. «Уведомь о Баратынском, – писал он опять брату через некоторое время, – свечку поставлю за Закревского, если он его выручит…» Только в апреле 1825 года, после почти семи лет военной службы нижним чином, Баратынский наконец был произведен в офицеры, что давало ему возможность распоряжаться своей судьбой.

В 1825 году Баратынский женился на дочери генерал-майора Энгельгардта Анастасии Львовне и скоро вышел в отставку. Еще до женитьбы Баратынский писал: «В Финляндии я пережил все, что было живого в моем сердце. Ее живописные, хотя угрюмые горы походили на прежнюю судьбу мою, также угрюмую, но, по крайней мере, довольно обильную в красках. Судьба, которую я предвижу, будет подобна русским однообразным равнинам…» Баратынский оказался прав, и его жизнь после 1826 года стала однообразной. Его жена не была красива, но отличалась умом и тонким вкусом. Ее беспокойный характер причинял много страданий Баратынскому и повлиял на то, что многие друзья от него отдалились. В мирной семейной жизни постепенно сгладилось в Баратынском все, что было в нем буйного, мятежного. Он сознавался сам:

В свете Баратынские появлялись редко. Они любили подолгу жить в поместье Мураново (позднее принадлежавшее Тютчевым).

Пушкин познакомился с Баратынским в 1819 году и едва ли не первый оценил своеобычность его поэтического дара, стал ревностным пропагандистом его поэзии. Однако Баратынский, восхищаясь «Полтавой», «Борисом Годуновым», «Повестями Белкина», находил слабым величайшее творение Пушкина – «Евгений Онегин». Об их личных отношениях лучше всего сказал сам Пушкин в письме к Плетневу, получив известие о смерти Дельвига, их общего друга: «Без него мы точно осиротели. Считай по пальцам: сколько нас? ты, я, Баратынский, вот и всё». В сущности, в этих словах он назвал Баратынского в числе немногих самых близких людей, оставшихся у него на земле. Современники видели в Баратынском талантливого поэта, но поэта прежде всего пушкинской школы; его позднее творчество критика не приняла. Баратынского стали прямо обвинять в зависти к Пушкину; критики высказывали также предположение, что Сальери Пушкин списал с Баратынского.