Аветик Исаакян - Стихотворения и поэмы

Эл Саман там на троне с царицей своей,
Стан царицы его обвивает рука.
На груди его косы ее, что пышней
Нунуфара-цветка на струях родника.

Бирюзовый прибой, что ласкает волной
Голубого Ливана скалистую круть,
Не сверкал, не сверкал еще пеной такой,
Снежно-белой такой, как царицына грудь.

Вкруг высокого трона веселой толпой
Златокудрых прислужниц и слуг хоровод
В стройной пляске плывет под прохладой ночной
До зари и весь день. И всю ночь напролет.

Гаснут свечи. Дворец опочил в тишине.
Как серебряный лебедь, в бассейн сквозь туман
Месяц канул, плескаясь, ласкаясь в волне,
И шептать начинает тогда Эл Саман.

Шепчет он светлолицей царице своей
На ушко — и так нежно и ласково так,
Что едва ли колонны ласкает нежней
Луч луны, проникая в немой полумрак:

«Небеса высоки, о царица моя!
Но любовь моя выше высоких небес.
Корни гор глубоки, о царица моя!
Но любовь моя глубже их огненных бездн.

И прекрасный мой замок в обломках падет,
Их завеет пустынь налетающий прах,
И бездонное море Сидона придет
И затопит пустыню и скроет в волнах.

И к исходу времен подойдут времена,
Солнце дня почернеет, погаснет луна,
Лишь любовь моя — неугасима одна,
Бесконечна, безбрежна и вечна она».

Очарованный царь поцелуями пьян.
Негу черпая словно в волшебном вине,
Млеет, тает, горит и живет Эл Саман.
Время — вечность и миг и течет как во сне.

А из черных узорных дворцовых ворот
Сладко пахнут алоэ и мускус. И там
Юных слуг и прислужниц идет хоровод
И певцы прижимают свирели к устам.

Но разорвана смерти крылом тишина,
Одиноко и грустно лампада горит.
Умирает царица, кротка и бледна,
Голова на груди Эл Самана лежит.

Умирает она, как роса в лепестках,
Как дитя на святых материнских руках,
И беззвучно рыдает над ней Эл Саман,
Шепчет он ей сквозь благоуханный туман:

«Я разрушу, низвергну небесную твердь,
Но не дам, но не дам я тебе умереть.
Прогоню, одолею угрюмую смерть,
Но не дам, но не дам я тебе умереть».

Только час отвоюет у смерти — и вновь
Гонит он ее силой меча и щита
И вдыхает дыханье свое и любовь
В помертвело-холодные милой уста.

Заходила луна, восходила луна.
И, обняв погруженную в сон гробовой,
Шепчет на ухо ей Эл Саман. И нежна
Его речь, как мерцанье колонн под луной.

И покинули в ужасе замок его
Сонмы слуг и прислужниц. И стали пусты
Залы замка. Безмолвно вокруг и мертво.
Вайи падают с пальм, умирают цветы.

Тихо плачет и всхлипывает водомет,
Меж колонн паутина густая висит.
Только ветер пустынный в пролетах поет,
Пыль над троном взметая, злорадно свистит.

И холодной блестящей своей чешуей
Прах стирает змея с пожелтевших костей,
Но мертвец Эл Саман костяною рукой
Обнимает еще стан царицы своей.

Он склоняется к ней и, беззвучно почти,
Что-то шепчет оскалом из мертвой кости,
Шепчет вечно, беззвучно в ночной тишине,
Как седые колонны холодной луне.

И зачахли и высохли пальмы садов,
И обрушились своды, и свет их померк,
И руины завеял песчаный покров,
Только башни высокой не скрыл, не поверг.

Над унылой могилой в пустыне, одна,
Как свидетель, свой купол возносит она,
Чтобы дальние звезды узнали о ней,
О любви Эл Самана, что смерти сильней.

Чтоб поведали миру о давней любви,
О могучей, бессмертной и славной любви,
Караваны и путники, что из дали
В даль безвестную благоговейно прошли.

Девушка — солнце в дворце золотом —
В давние годы жила и ждала
Друга души и о счастье вдвоем
Тайно мечтала, тиха и светла.

С войском несметным неведомый князь
Мимо дворца проезжал на коне.
Бросив поводья, он замер, дивясь
Девушке той, что стояла в окне.

«Светлое солнце! Полмира в борьбе
Завоевал я в подарок царю.
Лишь прикажи — и полмира тебе
Я за любовь покорю, подарю».

— «Дар твой велик, — отвечает она, —
Только любовью его не зови.
Сердцу иная отрада нужна.
Мир покорив — не докажешь любви».

— «Как же мне, солнце, уверить тебя?
Грудь лишь рассечь — остается одно,
Я тебе под ноги брошу, любя,
Сердце мое, что тобою полно».

— «Дар твой огромен, — ответ прозвенел,—
Всё же любовью его не зови.
Даже и трус от отчаянья смел, —
Смертью своей не докажешь любви».

Рыцарь в смятенье — он милой не мил.
Смотрит на девушку, боль затая.
«В мире никто горячей не любил.
Всё, что прикажешь ты, — выполню я».

— «Если ты любишь меня — уходи.
Жди — я приду, как исполнится срок…»
Девушка юноше розу с груди
Бросила, будто свиданья залог.

Юноша розу, что жарче огня,
К сердцу прижал, и, взглядом одним
С милой простясь, он пришпорил коня
И улетел, будто ветром гоним.

В замке своем, от людей отдалясь,
Тайных надежд не открыв никому,
Ждет, и мечтает, и слушает князь —
Не постучится ли счастье к нему.

Сквозь золотистый туман вдалеке
Милой улыбку он видит всегда.
В страстном безмолвии, в жгучей тоске
Ждет он, и мчатся на крыльях года.

Мчатся года, и потерян им счет.
Пламенный юноша стал стариком.
Всё еще ждет он и верит, и вот
В дверь его смерть постучалась тайком

Будто запели в душе соловьи —
Гостью он встретил, восторг затая.
Розою веки прикрыл в забытьи…
Кончилась грустная сказка моя.

Жил некогда в пышных пределах Востока
Воитель, защитник родимой страны.
Врага не повергнув, бывало, до срока
Меча боевого не вложит в ножны.

О том, что копье знаменитого мужа
Далече вонзается, знали кругом,—
И року подобный, неслыханный ужас
И денно и нощно висел над врагом.

И вскоре правдивая лира народа
Широко прославила имя его,
Воспела победы счастливых походов,
Отчизны святой над врагом торжество.

Но царь, малодушный и слабый владыка,
Хвалами воителю был уязвлен.
Себя при лучах его славы великой
Ничтожным, униженным чувствовал он.

И, завистью мучим жестокой, бессонной,
Однажды в палатах за пиром своим
К безвестному воину он благосклонно
Снисходит, беседует ласково с ним,