Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1

Надутые суетными познаниями, почерпнутыми в школах Афинских, непрошеные моралисты и законодатели: Токсарисы, Аварисы, Анахарсисы внесли в отчизну множество мнений и обычаев чужеземных и таким образом поколебали первобытную простоту скифов (См. Стравона, кн. VII).

«Видите ли вы этот полукруглый, вдавшийся в море утес? …он называется Капо-Калакриею. На вершине оного находятся развалины старой крепости, с многочисленными памятниками Венецианского владычества.

Название Capo Calacria (мыс Калакрия) отзывается действительно Венециею: а потому, если верить, что место сие в самом деле принадлежало сей могущественной республике, то должно полагать, что она основала на оном свое владычество по разделении областей Восточной Империи между венециянами и французами в 1204-м году, после взятия Константинополя крестоносцами, бегства Алексия Дуки (проименованного Мурзуфлом) и возведения на престол Восточной Империи Балдуина, Графа Фландрского. Лёбо и другие историки говорят, что, вследствие сего раздела, венецияне взяли, между прочим, на свою часть все приморские места империи, от восточных берегов Ариятического моря до берегов Эвксинского Понта; но если Калакрия находилась в числе сих приобретений, то из сего ясно видно, что Лев Св. Марка проник с этой стороны еще глубже в недра Восточной Империи» (Письма из Болгарии , стр. 21 и след.).

Рим Океана величавый!

Известно, с какою вежливостью уступил Байрон это дивное Рим Океана Леди Морган, коей посчастливилось приложить его прежде к Венеции. Замечая это обстоятельство, автор может только благодарить своих предшественников за обогащение его Элегии сим смелым, красноречивым, полным глубокой мысли выражением.

Эти необыкновенные развалины находятся верстах в 15-ти от Варны, по направлению к Праводам.

«Жизнь была часто возмущаема на земле приводящими в ужас событиями. Бесчисленное множество живых существ сделалось жертвою сих переворотов: одни, обитатели сухой земли, поглощены потопами; другие, жители вод, выдвинуты на сушу вместе с морским дном, внезапно возвысившимся; самые племена их навсегда исчезли и оставили в мире только некоторые дребезги, едва распознаваемые естествоиспытателем».

«Обширная площадь развертывается перед вами при выезде из глубины окружающего ее со всех сторон леса. На этой площади, пересекаемой в нескольких местах высоким кустарником, громады сих исполинских колонн тянутся, или лучше сказать, рассыпаны по пространству более трех верст. Я говорю рассыпаны, ибо в расположении оных не заметно ни порядка, ни обыкновенной архитектурной последовательности. Целые тысячи сих чудесных колонн поражают вас самыми странными формами. В иных местах — они возвышаются совершенно правильными цилиндрами; в других — представляют вид башни, обрушенной пирамиды, усеченного конуса; иные делаются книзу толще и кажутся опоясанными широкими карнизами. Есть возвышения, на коих несколько подобных столбов так густо составлено, что заставляют невольным образом думать об остатке древнего портика… Совершенное отсутствие капителей, правильных карнизов и разных других украшений зодчества уничтожает, по крайней мере для меня, всякую возможность рассуждать об архитектурном ордене, по коему бы можно было загадывать о начале сих исполинских развалин… говоря об их искусственном происхождении, я между тем должен признаться, что все сие далеко недостаточно для объяснения человеческой цели сих несметных колонн, столько же симметрических, сколько необыкновенных, почти везде однообразных, но рассеянных по пространству, превосходящему всякий размер зданий человеческих. Неужели сии великолепные громады суть не что иное, как массы простых базальтических обломков? Неужели эта разительная правильность форм и пропорций есть одна только прихоть природы, обманывающей человека столь совершенным подражанием искусству, в стране, населенной памятниками древности и роями славных исторических воспоминаний? В сем последнем случае, ученые истолкователи природы прилагают, конечно, к подобным феноменам свою любопытную ипотезу о существовании немых свидетелей сих неизвестных, огромных переворотов, пред коими исчезают все изменения нашего шара, произведенные людьми, ураганами, волканическими извержениями, морскими разливами и тому подобными судорогами органического мира и проч. и проч.» ( Письма из Болгарии, стр. 105 и след.; см. также стр. 193 и след.).

«Я полагаю вместе с гг. Делюком и Доломье, что самая неопровержимая в геологии истина есть этот огромный, внезапный переворот, коего поверхность нашего шара сделалась жертвою тому назад не более как за пять или за шесть тысяч лет; что этот переворот… осушил дно последнего моря и образовал страны, населенные ныне.

Но эти страны… были уже обитаемы прежде, если не людьми, то по крайней мере земными животными.»

Сннкеллий говорит, что бытописатель Манефон хвалился сведениями, почерпнутыми им не в архивах Египетских, а в священных книгах Агафодемона, сына второго Гермеса и отца Татова, который списал их с колонн, воздвигнутых до потопа Тотом, или первым Гермесом, в земле Сириадийской (?). — Иосиф, ссылающийся столь часто на египетского летописца, занял, может быть, у него, в 1-й книге своих Иудейских древностей, предание о двух колоннах, одной кирпичной, другой каменной, на коих сыны Сифовы начертали знания человеческие, для предохранения их от потопа, предсказанного Адамом. Обе эти колонны существовали долго после Ноева времени. Т. Мур замечает, что на них были найдены только астрономические таинства, и, предпочитая в сем случае таблицы Хамовы, приводит слова Яблонского, который, следуя Кассиану, говорит: «Quantum enim antiquae traditiones ferunt Cham filius Noae qui superstitionibus ac profanis fuerit artibus institutus, sciens nullum se posse superbis memorialem librum in arcani inferre, in quam erat ingressurus, sacrilegas artes ac profana commenta durissimis, inculpsit lapidibus».[ «Ибо насколько известно по преданиям древних, Хам, сын Ноя, который был обучен лишь суевериям и обыденным знаниям, понимая, что никакую книгу он не сможет взять с собой в ковчег, на который должен был взойти, священные знания и невежественные выдумки высек в твердейшем камне» (лат.). — Ред. ]