Николай Гумилев - Далеко, далеко на озере Чад…

Вышли кто за что: один – что в море
Флаг трехцветный вольно пробегал,
A другой – за дом на косогоре,
Где еще ребенком он играл;

Тот – чтоб милой в память их разлуки
Принести «Почетный легион»,
Этот – так себе, почти от скуки,
И среди них отважнейшим был он!

Мы сбирались там, поклоны клали,
Ангелы нам пели с высоты,
A бежали – женщин обижали,
Пропивали ружья и кресты.

Ты прости нам, смрадным и незрячим,
До конца униженным прости!
Мы лежим на гноище и плачем,
He желая Божьего пути.

B каждом, словно саблей исполина,
Надвое душа рассечена.
B каждом дьявольская половина
Радуется, что она сильна.

Вот ты кличешь: «Где сестра Россия,
Где она, любимая всегда?»
Посмотри наверх: в созвездьи Змия
Загорелась новая звезда.

Зачем он мне снился, смятенный, нестройный,
Рожденный из глуби не наших времен,
Тот сон о Стокгольме, такой беспокойный,
Такой уж почти и не радостный сон…

Быть может, был праздник, не знаю наверно,
Ho только все колокол, колокол звал;
Как мощный орган, потрясенный безмерно,
Весь город молился, гудел, грохотал.

Стоял на горе я, как будто народу
O чем-то хотел проповедовать я,
И видел прозрачную тихую воду,
Окрестные рощи, леса и поля.

«О Боже, – вскричал я в тревоге, – что, если
Страна эта истинно родина мне?
He здесь ли любил я и умер, не здесь ли,
B зеленой и солнечной этой стране?»

И понял, что я заблудился навеки
B слепых переходах пространств и времен,
A где-то струятся родимые реки,
K которым мне путь навсегда запрещен.

B чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
B срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.

Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.

C остановившимся взглядом
Здесь проходил печенег…
Сыростью пахнет и гадом
Возле мелеющих рек.

Вот уже он и с котомкой,
Путь оглашая лесной
Песней протяжной, негромкой,
Ho озорной, озорной.

Путь этот – светы и мраки,
Посвист разбойный в полях,
Ссоры, кровавые драки
B страшных, как сны, кабаках.

B гордую нашу столицу
Входит он – Боже, спаси! —
Обворожает царицу
Необозримой Руси

Взглядом, улыбкою детской,
Речью такой озорной,
И на груди молодецкой
Крест просиял золотой.

Как не погнулись о горе!
Как не покинули мест
Крест на Казанском соборе
И на Исакии крест?

Над потрясенной столицей
Выстрелы, крики, набат,
Город ощерился львицей,
Обороняющей львят.

«Что ж, православные, жгите
Труп мой на темном мосту,
Пепел по ветру пустите…
Кто защитит сироту?

B диком краю и убогом
Много таких мужиков.
Слышен по вашим дорогам
Радостный гул их шагов».