Марина Цветаева - Вчера еще в глаза глядел (сборник)

Кварталом хорошего тона –
Деревья с пугливым наклоном
(Клонились – не так – над обрывом!)
Пугливым, а может – брезгливым?

Мечтателя – перед богатым –
Наклоном. А может – отвратом
От улицы: всех и всего там –
Курчавых голов отворотом?

От девушек – сплошь без стыда,
От юношей – то ж – и без лба:
Чем меньше – тем выше заносят!
Безлобых, а завтра – безносых.

От тресков, зовущихся: речь,
От лака голов, ваты плеч,
От отроков – листьев новых
Не видящих из-за листовок,

Разрываемых на разрыв.
Так и лисы в лесах родных,
В похотливый комок смесяся, –
Так и лисы не рвали мяса!
От гвалта, от мертвых лис –
На лисах (о смертный рис
На лицах!), от свалки потной
Деревья бросаются в окна –

Как братья-поэты – в реку!
Глядите, как собственных веток
Атлетикою – о железо
Все руки себе порезав –
Деревья, как взломщики, лезут!

И выше! За крышу! За тучу!
Глядите – как собственных сучьев
Хроматикой – почек и птичек –
Деревья, как смертники, кличут!

(Был дуб. Под его листвой
Король восседал…)
– Святой
Людовик – чего глядишь?
Погиб – твой город Париж!

В синее небо ширя глаза –
Как восклицаешь: – Будет гроза!

На проходимца вскинувши бровь –
Как восклицаешь: – Будет любовь!

Сквозь равнодушья серые мхи –
Так восклицаю: – Будут стихи!

Были огромные очи:
Очи созвездья Весы,
Разве что Нила короче
Было две черных косы.

Ну, а сама меньше можного!
Все, что имелось длины
В косы ушло – до подножия,
В очи – двойной ширины

Если сама – меньше можного.
Не пожалеть красоты –
Были ей Богом положены
Брови в четыре версты:

Брови – зачесывать за уши

……….. Задушу
Хату ресницами месть…

Нет, не годится!..….
Страшно от стольких громад!
Нет, воспоем нашу девочку
На уменьшительный лад
За волосочек – по рублику!
Для довершенья всего –
Губки – крушенье Республики
Зубки – крушенье всего…

Жуть, что от всей моей Сонечки
Ну – не осталось ни столечка:
В землю зарыть не смогли –
Сонечку люди – сожгли!

Что же вы с пеплом содеяли?
В урну – такую – ее?
Что же с горы не развеяли
Огненный пепел ее?

Полон и просторен
Край. Одно лишь горе:
Нет у чехов – моря.
Стало чехам – море

Слёз: не надо соли!
Запаслись на годы!
Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.

Не бездельной, птичьей –
Божьей, человечьей,
Двадцать лет величья,
Двадцать лет наречий

Всех – на мирном поле
Одного народа.
Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы –

Всем. Огня и дома –
Всем. Игры, науки –
Всем. Труда – любому –
Лишь бы были руки.

На поле и в школе –
Глянь – какие всходы!
Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.

Подтвердите ж, гости
Чешские, все вместе:
Сеялось – всей горстью,
Строилось – всей честью.

Два десятилетья
(Да и то не целых!)
Как нигде на свете
Думалось и пелось.

Посерев от боли,
Стонут Влтавы воды:
– Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.

На орлиных скалах
Как орел рассевшись –
Что с тобою сталось,
Край мой, рай мой чешский?

Горы – откололи,
Оттянули – воды…
…Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы.
В селах – счастье ткалось
Красным, синим, пестрым.
Что с тобою сталось,
Чешский лев двухвостый?

Лисы побороли
Леса воеводу!
Триста лет неволи,
Двадцать лет свободы!

Слушай каждым древом,
Лес, и слушай, Влтава!
Лев рифмует с гневом,
Ну, а Влтава – слава.

Лишь на час – не боле –
Вся твоя невзгода!
Через ночь неволи
Белый день свободы!

Горы – турам поприще!
Черные леса,
Долы в воды смотрятся,
Горы – в небеса.

Край всего свободнее
И щедрей всего.
Эти горы – родина
Сына моего.
Долы – ланям пастбище,
Не смутить зверья –
Хата крышей застится,
А в лесу – ружья –

Сколько бы ни пройдено
Верст – ни одного!
Эти долы – родина
Сына моего.

Там растила сына я,
И текли – вода?
Дни? или гусиные
Белые стада?

…Празднует смородина
Лета рождество.
Эти хаты – родина
Сына моего.

Было то рождение
В мир – рожденьем в рай.
Бог, создав Богемию,
Молвил: «Славный край!

Все дары природные.
Все – до одного!
Пощедрее родины
Сына – Моего!»

Чешское подземие:
Брак ручьев и руд!
Бог, создав Богемию,
Молвил: «Добрый труд!»
Все было – безродного
Лишь ни одного
Не было на родине
Сына моего.

Прокляты – кто заняли
Тот смиренный рай
С тайнами и с ланями,
С перьями фазаньими…

Трекляты – кто продали,
Ввек не прощены! –
Вековую родину
Всех, – кто без страны!

Край мой, край мой, проданный
Весь живьем, с зверьем,
С чудо-огородами,
С горными породами,

С целыми народами,
В поле, без жилья,
Стонущими:
– Родина!
Родина моя!

Богова! Богемия!
Не лежи, как пласт!
Бог давал обеими –
И опять подаст!
В клятве – руку подняли
Все твои сыны –
Умереть за родину
Всех – кто без страны!

Есть на карте – место:
Взглянешь – кровь в лицо!
Бьется в муке крестной
Каждое сельцо.

Поделил – секирой
Пограничный шест.
Есть на теле мира
Язва: все проест!

От крыльца – до статных
Гор – до орльих гнезд –
В тысячи квадратных
Невозвратных верст –

Язва.
Лег на отдых –
Чех: живым зарыт,
Есть в груди народов
Рана: наш убит!

Только край тот назван
Братский – дождь из глаз!
Жир, аферу празднуй!
Славно удалась.
Жир, Иуду – чествуй!
Мы ж – в ком сердце – есть
Есть на карте место
Пусто: наша честь.

19 22 ноября 1938
4. ОДИН ОФИЦЕР
В Судетах, на лесной чешской
границе, офицер с 20-тью солда –
тами, оставив солдат в лесу,
вышел на дорогу и стал стрелять
в подходящих немцев. Конец его
неизвестен.
(Из сентябрьских газет 1938 г.)