Ефим Увражин - Стихотворения

Почётен труд проводника,
Хоть скромен его чин.
Но поведём рассказ пока
Без видимых причин.

Был в Бологом Ермилов Клим
Со стажем проводник,
С пробором строгим и седым,
И старый большевик.

В петлицах молота с ключом
Сплочён навек союз,
Сапог испачкан сургучом —
Возил секретный груз.

Бывает с пассажиром строг,
Подчёркнуто учтив,
Он сетью непростых дорог
Соткал простой мотив.

Бывало, передовику
Предложит ночью чай,
Красноармейцу-земляку
Вскользь молвит — «не скучай!»

Луна кивает за окном,
Стучит ночной вагон,
Строг китель форменным сукном,
И серебром погон.

Сел в поезд как-то командарм,
Прищуром карих глаз
Он излучал тепло и шарм,
Подтянут, седовлас.

Прилёг и сверху натянул
Потёртую шинель,
И извинился, мол, устал,
С войны в груди шрапнель.

Всю ночь читал доклад в ЦК,
Секретный. Мысль одна —
Пусть безмятежно спит пока
Советская страна!

Взял, дрогнув, Клим под козырек,
От радости застыл.
Вот чуткой скромности урок
И наш надёжный тыл!

Ермилов встречу ту потом
Частенько вспоминал,
И слушал внук с открытым ртом,
Лишь октябрёнком стал.

Рассказ ведём издалека
Не просто так, поверь,
Под вечер, слышно чуть, слегка,
В вагон открылась дверь.

На полустанке N стоял
В тот час локомотив.
Зашёл чудак и кепку снял.
Надменен и ленив.

Во рту потухший беломор,
Один и без вещей.
Присел в углу, затеял спор
О пользе русских щей.

Смущают усики и взгляд,
И кройка галифе,
Корзина, полная опят,
Помят и подшофе.

«Хотел к Лыкошину пройти,
Да завернул в лесок,
Мне б в Березайку к девяти»,
Сбит сапога мысок.

Ермилов бдителен и тих,
Но виду не подал,
— там часть стоит, и нет чужих.
Плечами он пожал.

А тот согрелся и обсох,
Смеётся без причин,
В корзинке Клим приметил мох.
А вдруг он белофинн?

А если там лежит наган?
Иль карта всей страны?
Подумал Клим и на стоп-кран
Нажал. Глаза бледны.

Тревожен дымный лязг колес,
Посыпались грибы,
А за окном вдруг тишина
И замерли столбы.

На дне корзины той лежал,
Завёрнут впопыхах,
С нерусской надписью кинжал,
И схема, вся в штрихах.

Умолк сурово соловей,
И лес угрюм и строг,
Нет преступления подлей!
Не хватит слов и строк.

Шпиона Клим разоблачил,
Врага — в таёжный лес.
Значок Ермилову вручил
Нарком НКПС.

Дымится стружкою станок,
Стучит полночный час.
Степан Кузьмич суров и строг,
Прищурен зоркий глаз.

Он с заготовкою на «ты»,
Мозолиста рука —
Все из крестьянской бедноты
У передовика.

Его родня — тугая рожь,
Советский чернозём.
Грохочет пятилетки дрожь,
Мы сложим песнь о нём.

Флажок повешен над станком —
Досрочно сделан план.
Зовут, бывало, и в партком,
Востребован Степан!

С Гражданской помнит он войны
Про долг перед страной,
Доска почёта у стены,
На ней и наш герой.

Однажды в сумерках один
На весь остался цех,
Точить деталь для субмарин
От радиопомех.

Ему с усмешкою один
Маститый инженер
С образованием, блондин,
Любитель полумер,

Сказал, сигаркою пыхтя —
«Не выйдет, и не спорь!
Иначе надо бы. Хотя —
Весь план твой пыль и хворь!»

Задача каверзна, сложна,
Ошибке места нет.
Врагов — вруна и болтуна
Уже простыл и след.

Смекалкой верной и чутьём
Партиец награждён.
Пусть поросла война быльём —
Но враг не побеждён!

Вонзается в металл резец
Усильем знатока,
И вот лежит уж, наконец,
Деталь у верстака.

Теперь сильней подводный флот,
И крепче рубежи!
Так партии родной оплот
Отпор даст царству лжи!

В далекой океанской мгле
Дрейфует та деталь,
Покой на всей родной земле
Хранит простая сталь.

В кабинетной тишине,
И у жерла домны,
На арктической волне,
И в лесу укромном

Всюду дрогнула страна,
Партии дыханье
Замерло, печаль скудна,
В «Правде» лишь воззванье.

Сердце встало у вождя,
В сумраке столица.
Звон печатного гвоздя
В тишину вонзится.

Букв недвижный монолит
Строгим шрифтом — ЛЕНИН.
В каждом сердце он гремит,
Значит — он нетленен!

Исподлобья он глядит
Пристально и строго,
И как будто говорит —
«Вам вперёд дорога!»

И пока горят глаза
У страны рабочей,
И улыбка, и слеза
Вместо многоточий…

Иван Моисеевич Крыжин,
Фабричный простой счетовод,
Встревожен, и даже обижен,
Когда молодёжь допечёт.

Свернёт не спеша самокрутку,
Махорку привычно умяв,
Так выглядит пятиминутка
Бухгалтерских тихих забав.

Неспешны суставы костяшек
На старом потёртом сукне,
Сквозняк — злейший враг промокашек —
Слегка завывает в окне.

Умелой рукой направляя
Поток накладных и счетов
На табелей мятую стаю,
Кусает он дужку очков.

Уж сумерки, блекнет уныло,
Устав, керосинка в углу,
Но Крыжина насторожило,
Что цифры сбиваются в мглу.

В расчётах попалась ошибка,
На сколько же выполнен план?
Квартальное прошлое зыбко.
Иль кто-то пошёл на обман?

Ведь были упорны ребята,
До ночи гремел каждый цех.
Моряк вдохновил, из Кронштадта,
И флотский прокуренный смех.

И если, бывало, порою
Начнётся сомнительный гвалт,
То воздух разрубит рукою
И вспомнит моряк Центробалт.

Усы потрепал в размышленьи,
Оставшись один, счетовод,
Какое окажет значенье
Ошибка на целый завод?

Он вспомнил, как ворохом целым
Бумаг, где печатей сирень,
Шуршал, перемазавшись мелом,
Сосед-плановик каждый день.

Зачем же он так кропотливо
Размытые цифры сверял,
И тихо, почти сиротливо
На штемпель казённый дышал?

Тут Крыжин, теряясь в догадках,
К соседу за стол заглянул,
Партийная чуткость и хватка —
Газетку меж делом встряхнул.