Уильям Йейтс - Пьесы (сборник)

Проснулась я,
Скажу, что Медб не занимать ума.
Разве не мне поверит Кухулин?

Я обезумел после смерти сына,
Войной пошел на море, и жена
Меня вернула к жизни.

Много жен
Тебе служило, но меня ты выбрал.

Боялась ты, что, если изменилась,
Тебя убью, но все меняется
В подлунном мире, и урод здесь я,
Коль все такой же.

Я тебя любила,
Ты не прощал предательство тогда
И, если мне не веря, ты прощаешь,
То, верно, смерть твоя не за горами.

Ты громко говоришь и возле двери;
Зачем кричать о смерти, да еще
С таким волненьем, ведь не знаешь ты,
Кто может нас подслушать из-за двери?

Возможно, кто предателя запомнит,
В ком страсть еще бурлит для жизни,
Кто не торопит смерть. Когда уйдешь,
Я всем представлюсь: поварам, гонцам,
И оружейникам, и поварятам.
Пусть бьют ковшами и ножами режут,
На вертел пусть сажают, пусть умру
Позорной смертью, что им будет люба,
И тень моя между другими встретит
Открытым честным взглядом тень твою.

Ах, речи жен, замысливших худое.

Твой конь готов. И люди ждут приказа.

Сейчас, сейчас. Всего один вопрос.
Та женщина, что вне себя от горя,
Сказала, будто ложь в ее словах,
Так как она предать меня решила
И смерть мне уготовить. Что же делать?
Как мне спасти ее от чар враждебных?

Она призналась?

Правда мне известна!
Она явилась с вестью от жены.

А если дать ей макового сока?

Что ж, дай, но береги ее от смерти,
Как самого себя. Коль не вернусь,
Пусть Конал позаботится о ней,
Его ведь любят жены.

Вот знать бы,
Что та Морригу с головой вороньей
Была честна и правду мне сказала
О том, что скоро Кухулин умрет.

Эй, Кухулин, ты узнаешь меня?

Ты меч в руках держала; думал я,
Что мы убьем друг друга, но потом
Ты ослабела, и я меч забрал.

Смотри же, Кухулин! Смотри еще!

Ах, волосы твои белым-белы.

Пора забыть о прошлых временах.
Мой наступил черед. А ты умрешь.

Где я? Зачем я здесь?

Ты всех прогнал,
Ведь получил ты шесть смертельных ран,
Потом из родника хотел напиться.

На камень я накинул пояс свой,
Чтоб крепко привязать себя к нему
И стоя умереть, но сил уж нет.
Ты пояс затяни.

Тебя я знаю.
Ты – Айфе, и мой сын твоим был сыном.
Я помню наш источник Ястребиный
И берег Байле, где убил его.
Так, значит, чудо сотворила Медб,
Чтоб ты могла убить меня по праву.

По праву – да, но Медб тут ни при чем,
И воины ее меня не знают,
Из Маха серый конь, в бою убитый,
Вновь появился, выйдя из воды,
Живой как будто, обошел три раза
Вокруг тебя и камня, а потом
Опять ушел под воду, и никто
Из всех ни шагу не посмел ступить,
Кроме меня.

Ну, у тебя есть право.

Старуха я теперь, и, чтоб ты, силы
Возвратив себе, не вырвался на волю,
Я к камню крепко привяжу тебя
Своею шалью.

Не порви ее.
Прекрасны твои шали. Помню ту,
Что золотом сверкала.

Я забыла.

Зачем тебе лишаться этой шали?
Ведь, много крови потеряв, ослаб я.

Боялась я тебя, но вот связала
И больше не боюсь… Как бился сын мой?

Со временем он мог бы стать искусней,
Но лучше? Нет!

Слыхала, ты не знал,
Как мальчика зовут, но Айфе он
Тебе напомнил, и стать другом ты
Хотел ему, да Конхобар был против.

Да, против. Конхобар велел сражаться.
В тот день я в верности ему поклялся
И клятве изменил, сказал о сходстве,
Но кто-то речь завел о колдунах,
И я решил, что сходство – их работа,
Мы стали драться, я убил его,
Потом сошел с ума и с волнами
Сражался.

Я была непобедима,
А ты забрал мой меч, меня же бросил
Одну в горах, но я тебя нашла,
Я девою легла с тобою рядом
И ненависть узнала, как ушел ты,
И поклялась убить тебя во сне,
Но сына ночью родила меж черных
Двух тёрнов.

Я тебя не понимаю.

Умрешь ты скоро!
Идет к нам кто-то.
Селянин, верно. Он тебя увидит
И, беззащитный, содрогнется в страхе.
А я исчезну, правда, я еще
Кое о чем тебя спросить хочу.

Ой! Ой!

Я помню, ты – слепой СТАРИК.

Слепой старик, БРОДЯГА. Да. А ты кто?

Я – Кухулин.

Болтают, ранен ты.
Когда сражался ты на Байле-бреге,
Стоял я между Дураком и морем.
Твои запястья связаны по-женски.
С утра я тут брожу с моею палкой,
Потом услышал голоса, просить стал,
Потом узнал, что я в шатре у Медб,
Мне приказал, по голосу, верзила,
Чтоб Кухулина голову принес
В мешке, и мне дадут двенадцать пенсов.
Я взял мешок на кухне возле двери,
И мне сказали, где тебя искать,
Не думал обернуться я до ночи,
Ан нет, счастливый выпал мне денек.

Двенадцать пенсов!

Я б не согласился,
Не прикажи мне королева Медб.

Двенадцать пенсов! Это ль не причина,
Чтобы убить? А нож ты наточил?

Нож острый, им всегда я мясо режу.

Тебе, Слепец, должно быть, все известно.
То ль мать, то ль няня говорили, будто
Слепцы все знают.

Нет. Берут чутьем.
Иначе денег не видать бы мне
За голову твою.