Александр Твардовский - Как был написан Василий Теркин (ответ читателям)

"Можно сказать,- продолжает Юрасов,- что "Василий Теркин" такой, каким он живет и поныне создается в гуще солдатских и народных масс, - это свободное народное творчество".

Представив дело таким образом, Юрасов присваивает себе право на полную "свободу" в обращении с текстом моего "Василия Теркина".

Открываем первую страницу книги:

По которой речке плыть,

Той и славушку творить...

С первых дней годины горькой,

В тяжкий час земли родной,

Не шутя, Василий Теркин,

Подружились мы с тобой.

Но еще не знал я, право,

Что с печатного столбца

Всем придешься ты по нраву,

А иным войдешь в сердца...

И так далее, и так далее - строфа за строфой, все в точности "по Твардовскому", если не считать, что, например, строка "С первых дней годины горькой" заменена неудобопроизносимой "С дней войны, с годины горькой", а строка "Но еще не знал я, право" -' "И никто не думал, право..." Так до третьей страницы, где вслед за моей строкой "Может, с Теркиным беда?" вдруг идет строфа целиком юрасовского изготовления:

- Может, в лагерь посадили

- Нынче Теркиным нельзя...

- В сорок пятом, - говорили,

- Что на Запад подался...

Эта кощунственная попытка судьбу заслуженного советского воина, героя -победителя уподобить - хотя бы предположительно - своей презренной биографии перебежчика, изменника родины, естественно, способна вызвать только омерзение, которое не позволяет останавливаться на всех приемах этой бесстыдной фальсификации.

Работа грубая. Берется, например, из главы "Поединок" вся, так сказать, техническая сторона рукопашной Теркина с немцем и при помощи кое-как слепленных от себя строчек и строф выдается за рукопашную Теркина с... милиционером. В сравнении с этим покраска ворами-автомобилистами украденной машины в другой цвет и замена номерного знака представляется делом куда более благовидным.

Юрасов "цитирует" меня строфами, периодами и целыми страницами, однако нигде не ставит кавычек, полагая, что его "добавления" и "замены" дают ему право как угодно пользоваться общеизвестным, столько раз переизданным текстом советской книги в его низких антисоветских целях. Показательно, что этот человек, пошедший "в услужение" буржуазному миру, где высшим божеством является частная собственность, начисто пренебрег принципом литературной собственности, которая в нашем социалистическом обществе как раз охраняется законом, являясь понятием в первую очередь моральным.

Впрочем, чему еще удивляться, если издатели антихудожественной стряпни Юрасова не стесняются называть свое заведение в Нью-Йорке именем одного из величайших и благороднейших русских писателей - А. П. Чехова, как это указано на обложке воровской, поддельной книги С. Юрасова.

1951-1966