Филипп Жакоте - Прогулка под деревьями

Этот человек был, конечно, дьявол. Весь сон дышал насилием, крайней злобой, непримиримым спором.

Утреннее солнце на камнях, траченные временем стволы деревьев, необъяснимая нежность во всем — воздух почти замер, движение листьев беззвучно, как у ребенка, шевельнувшего во сне рукой. Олеандр, цветущий уже столько недель, — в этом, стоит лишь задуматься, есть какая-то загадка. Зачем ему столько бутонов, столько красок? Другого такого розового оттенка нет: воплощенная свежесть. А еще он похож на зажженные фонари, которые дети носят на праздник. Фонари среди бела дня. Или цветение самой земли, ее преображение в монетки, мелочь семян. Сила, которую они таят и которая заставляет их лопнуть, выгнать хрупкий побег, и т. д.

Семена души? Мы, зародыши в материнской утробе.

Лепестки, чтобы пересечь реку преисподней, семена-оболы.

Сознание ищет того, кто, словно фонарь впереди, поведет лодку по реке ночи.

«Отправляемся…»

Как пловец, зажигающий перед лодкой фонарь, решившись плыть через ночь протоками в тростниках.

Возьми цветок, пусть он светит тебе на пути через этот день…

Ведь даже день, даже самый яркий свет, даже этот ласковый сентябрь не так легко пересечь…

октябрь

декабрь

Отодвинь этот занавес снега…

февраль

«Жить? Этим пусть занимаются слуги», — даже явный перегиб в этой фразе Вилье де Лиль Адана [99] Антуан Вилье де Лиль Адан (1838–1889) — французский прозаик и драматург, цитату из его драмы «Аксель» Малларме приводил в публичной лекции 1890 г., посвященной памяти друга. , приведенной у Малларме, точно передает соблазны той эпохи, ее высоту и опасную готовность к извращению.

Как бы там ни было, перечитывая Малларме — и слушая птиц за окном, вообразивших, будто настал апрель, — я должен признать, что он действует на меня с прежней силой (во многом это связано с его душевным благородством, безжалостным напряжением его духа), хотя мне у него все время нечем дышать: эта разреженная атмосфера и ледяной просверк созвездий, с которыми он так любил сравнивать свои стихи.

Может быть, от мечтаний Малларме меня отдаляет, среди прочего, его тяга к театральности, хоть я и понимаю, даже разделяю ее, когда, потрясенный ярмарочным зрелищем, поэт превращает его в космическое торжество [100] Имеется в виду «Хвала ярмарке», одно из стихотворений в прозе Малларме, как и упомянутые ниже «Белая кувшинка», «Слава», «Явление будущего». . И все-таки мне ясно, что «в моих краях» я вполне могу обойтись безо всякой «сцены» и что для меня дело совсем в другом. Связано ли это у него с презрением или страхом перед всем природным, природой и т. п.? С этим наследием Бодлера?

«Белая кувшинка» — вот образец того, как еще за два десятилетия до «Фавна» мечты Малларме в оцепенении летнего дня с блаженной беззаботностью кружат около одной из главных своих точек притяжения, «непорочного отсутствия», «предчувствия незнакомки», которое с ее появлением, скорее всего, развеется. Это чувство замечательно передано образом «одной из колдовских нераскрытых кувшинок… облекающих своей полой белизной пустоту, сотканную из нетронутых снов, из несбыточного счастья…», — чуть ниже идет еще сравнение с «благородным яйцом лебедя, из которого никогда не выпорхнет полет». Это уже самая суть Малларме, его несравненные тонкость и точность, собранные в одно, чтобы вырвать у небытия чудо — устремившись, как он писал в «Славе» об осеннем лесе, «к восторженному оцепенению листвы, слишком застывшей, чтобы порыв ветра развеял ее по воздуху…». Ошеломляющее совершенство формулировок, которые тем не менее меня как будто замуровывают, не давая нормально дышать, а без этого я их просто не воспринимаю. (К слову: Малларме любил сравнивать книгу со шкатулкой, шкатулкой или флаконом, короче говоря — с могилой.)

Мало что так трогает меня у Малларме, как его слова о Гамлете [101] Цитируется один из театральных скетчей Малларме, «Гамлет». , «подростке, исчезающем в каждом из нас на пороге жизни» (и пронзительная фраза чуть ниже: «Принц, прозревающий судьбу и обреченный погибнуть, не став мужчиной, меланхолично, одним движением бесполезного острия убирает с закрытой для него дороги то скопище многословного пустозвонства, которым, состарься он, неминуемо стал бы сам» ); Гамлет, или поэт, «читающий собственную книгу», так меланхолично и чисто отразился Малларме в этом герое.

Как всюду, где он замыкает круг своей высочайшей утопии и утверждает превосходство стиха: «…если книга у нас в руке и несет какую-то высокую мысль, то замещая любую сцену, однако же не ее забвением, а, напротив, повелительным напоминанием о ней. Метафорическое небо, расходящееся от молнии стиха, искусственное до такой степени, что едва не походит на настоящее и почти олицетворяет героев (причем как раз тем, что нужно видеть, дабы не смущаться их появлением, а именно чертой, отделяющей нас от них), эта насквозь одухотворенная, сияющая великолепием глубина восторга есть лишь чистейшая суть нас самих, скрытая в каждом и готовая выплеснуться при первом же случае, который мы в повседневной жизни, за пределами искусства, тем не менее всякий раз упускаем» [102] Из эссе Малларме «Поэтический принцип». . Картины такой высоты поражают и завораживают по-прежнему, вот только… Что «только»? И эта молния, и это небо по пути к нам, кажется, потеряли часть своей природной силы, так же как непоправимо далекой стала от нас «первозданная и простодушная» женщина былых времен из «Явления будущего». Может быть, молния и небо у Малларме слишком поблекли в тесной квартирке на рю дю Ром среди множества других « ветшающих вещиц»! От этой духоты и бросаешься глотнуть воздуха у дикого Рембо или непутевого Верлена.

…Новорожденная, чудесная просинь февральских вечеров. Крыло? полет? — что она напоминает, эта, пока еще едва ощутимая, легкость, открытость, прибавка света? Начало, подступ, нежданная милость. Цветов голубя. Оттенков кровельного сланца. Чуть отодвинута ночь, чуть приподнята крыша света, и мы — под его раскинутым крылом. (Так думаешь после, по прошествии времени, а в тот миг чувствуешь совсем иначе — и в этом все дело. Чувствуешь то, что чувствуют дети, когда отказываются идти домой и, весело крича, продолжают игру. Чувствуешь, как свет перевешивает темноту с такой бесконечной мягкостью, что на глаза наворачиваются слезы.)

март

Мишо на восьмом десятке, в «Угловых опорах» [103] Книга поэтических афоризмов Анри Мишо (1971). :