Семен Надсон - Полное собрание стихотворений

Мне не дано такого слова…
Бессилен слабый голос мой,
Моя душа к борьбе готова,
Но нет в ней силы молодой…
В груди – бесплодное рыданье,
В устах – мучительный упрек,
И давит сердце мне сознанье,
Что я – я раб, а не пророк!

Пусть песнь твоя кипит огнем негодованья
И душу жжет своей правдивою слезой,
Пусть отзыв в ней найдут и честные желанья,
И честная любовь к отчизне дорогой;
Пусть каждый звук ее вперед нас призывает,
Подавленным борьбой надеждою звучит,
Упавших на пути бессмертием венчает
И робких беглецов насмешкою клеймит;
Пусть он ведет нас в бой с неправдою и тьмою,
В суровый, грозный бой за истину и свет, –
И упадем тогда мы ниц перед тобою,
И скажем мы тебе с восторгом: «Ты – поэт!..»
   Пусть песнь твоя звучит, как тихое журчанье
   Ручья, звенящего серебряной струей;

Пусть в ней ключом кипят надежды и желанья,
И сила слышится, и смех звучит живой;
Пусть мы забудемся под молодые звуки
И в мир фантазии умчимся за тобой, –
В тот чудный мир, где нет ни жгучих слез, ни муки,
Где красота, любовь, забвенье и покой;
Пусть насладимся мы без дум и размышленья
И снова проживем мечтами юных лет, –
   И мы благословим тогда твои творенья,
   И скажем мы тебе с восторгом: «Ты – поэт!..»

«Взгляни, как спокойно уснула она:
   На щечках – румянец играет,
В чертах – не борьба роковая видна,
   Но тихое счастье сияет;
Улыбка на сжатые губы легла,
   Рассыпаны кудри волнами,
Опущены веки, и мрамор чела
   Увит полевыми цветами…
Вокруг погребальное пенье звучит,
   Вокруг раздаются рыданья,
И только она безмятежно лежит:
   Ей чужды тоска и страданья…
Душа ее там, где любовь и покой,
   Где нет ни тревог, ни волнений,
Где нет ни безумной печали людской,
   Ни страстных людских наслаждений…
Она отдыхает! О чем же рыдать?
   Пусть смолкнут на сердце страданья,
И будем трудиться, бороться и ждать,
   Пока не наступит свиданье!..»

«О, если б в свиданье я веровать мог,
   О, если б я знал, что над нами
Царит справедливый, всевидящий бог
   И нашими правит судьбами!
Но вера угасла в усталой груди;
   В ней нет благодатного света –
И призраком грозным встает впереди
   Борьба без любви, без привета!..
Напрасно захочет душа отдохнуть
   И сладким покоем забыться;
Мне некому руку в тоске протянуть,
   Мне некому больше молиться!
Она не проснется… она умерла,
   И в сумрак суровой могилы
Она навсегда, навсегда унесла
   И веру и гордые силы…
Оставь же – и дай мне поплакать над ней,
   Поплакать святыми слезами, –
Я плачу над жизнью разбитой моей,
   Я плачу над прошлыми снами!..»

Прощайте, папочка! Позвольте вас назвать
Так, как в года былые вас мы звали.
Кто знает, свидимся ль когда-нибудь опять
И будет ли свиданье без печали?

Быть может, многих ждет за этою стеной
Отрада лучших грез и жгучий яд страданья
И жизнь наш челн зальет мятежною волной
И гордо осмеет заветные желанья.

Но прочь предчувствия! К чему глядеть вперед?
Простимся же светло, без думы и страданья, –
Авось опять судьба нас на пути сведет,
И будет радостно отрадное свиданье.

И вновь мы проживем мечтами прошлых дней,
И, вспомнив их восход, как солнце лучезарный,
Вас снова окружит любящий круг детей
И прошлое почтит слезою благодарной.

И мрак и тишина… В торжественном молчаньи
Горит немая ночь над сонною Москвой…
Затих обычный шум на улицах столицы,
И ряд огней погас в светлицах теремов.
Промчался шумный день… На площади широкой
Как тень стоит еще высокий эшафот,
Но не вопит вокруг толпа, не слышно стонов
И не видать суровых палачей.
И только в сумраке разбросанные трупы
Лежат вокруг – и бледный лик луны
Глядит на них с безмолвным состраданьем
И снова прячется за облаком седым.
А завтра вновь – и эшафот, и муки,
И новых жертв покорная толпа,
Покуда ночь не остановит казни,
Покуда день не утомит царя.

Дворец его, суровый и безмолвный,
Один не спит во мраке. Вся в огнях
Сияет царская трап е за. За столами
Сидят опричники, бояре и дворяне,
И кравчий, брагою наполнив чаши,
Их подает пирующим гостям.
Задумчивый и грустный за трапезой
Сидит сегодня царь… Его не тешит
Ни шум толпы, ни песни удалые
Двух гусляров, которые поют
Про грозный бой у белых стен Казани
И славят Русь и русского царя…
В его уме встают иные сцены:
То видит он суровый эшафот,
С которого звучат ему проклятья,
То чудятся ему истерзанные трупы
И слышится предсмертное хрипенье…
И вздрогнув, он очнется – и велит
Подать вином наполненную чашу,
Пьет сам – и требует, чтоб гости пили,
И гуслярам дает приказ плясать…
А ночь бежит… Уж кое-где дымятся
Угасшие лампады… Уж в речах
Гостей звучит порою утомленье
И клонит сон их головы хмельные.
И вот вином в последний раз
Наполнены сверкающие чаши, –
И грозный царь, на посох опираясь,
Уходит из трапезы… Вслед за ним
Расходятся и гости – и вокруг
Царит немая мгла и мертвое молчанье…

О, если там, за тайной гроба,
Есть мир прекрасный и святой,
Где спит завистливая злоба,
Где вечно царствует покой,
Где ум не возмутят сомненья,
Где не изноет грудь в борьбе, –
Творец, услышь мои моленья
И призови меня к себе!

Мне душен этот мир разврата
С его блестящей мишурой!
Здесь брат рыдающего брата
Готов убить своей рукой,
Здесь спят высокие порывы
Свободы, правды и любви,
Здесь ненасытный бог наживы
Свои воздвигнул алтари.

Душа полна иных стремлений,
Она любви и мира ждет…
Борьба и тайный яд сомнений
Ее терзает и гнетет.
Она напрасно молит света
С немой и жгучею тоской,
Глухая полночь без рассвета
Царит всесильно над землей.

Твое высокое ученье
Не понял мир… Он осмеял
Святую заповедь прощенья.
Забыв твой светлый идеал,
Он стал служить кумирам века;
Отвергнув свет, стал жить во мгле, –
И с той поры для человека
Уж нет святыни на земле.

В крови и мраке утопая,
Ничтожный сын толпы людской
На дверь утраченного рая
Глядит с насмешкой и хулой;
И тех, кого зовут стремленья
К святой, духовной красоте, –
Клеймит печатью отверженья
И распинает на кресте.