Федор Сологуб - Том 1. Книги стихов

  Что мы служим молебны,
И пред Господом ладан кадим!
  Всё равно непотребны,
Позабытые Богом своим.

  В миротканной порфире,
Осенённый покровами сил,
  Позабыл он о мире,
И от творческих дел опочил.

  И нетленною мечтою
Мировая душа занята,
  Не земною, иною, –
А земная пустыня – пуста.

Не говори, что здесь свобода,
И не хули моих вериг, –
И над тобою, мать-природа,
Мои законы Я воздвиг.

Я начертал мои законы
На каждом камне и стволе.
Звени, ручей, лобзая склоны,
Влачись по низменной земле.

Ласкайся к змею золотому,
Прозрачный пар, стремися ввысь,
Но к лону тёмному, земному
В свой срок послушно воротись.

Простора нет для своеволья, –
В свой срок и птицам, и цветам
Я, жизнь им давший и раздолья,
В земле успокоенье дам.

Безжизненный чертог,
Случайная дорога…
Не хочет жизни Бог, –
Иль жизнь не хочет Бога?

Опять встаёт заря,
Колышутся туманы,
И робко ждут Царя
Томительные страны.

Но лютый змий возник,
И мечет стрелы злые,
И грозен мёртвый лик
Пылающего змия.

Для смерти – здесь чертог,
Для случая – дорога.
Не хочет жизни Бог,
И жизнь не хочет Бога.

В паденьи дня к закату своему
  Есть нечто мстительное, злое.
Не ты ли призывал покой и тьму,
  Изнемогая в ярком зное?

Не ты ль хулил неистовство лучей
  Владыки пламенного, Змия,
И прославлял блаженный мир ночей
  И звёзды ясные, благие?

И вот сбылось, – пылающий поник,
  И далеко упали тени.
Земля свежа. Дианин ясный лик
  Восходит, полон сладкой лени.

И он зовёт к безгласной тишине,
  И лишь затем он смотрит в очи,
Чтобы внушить мечту о долгом сне,
  О долгой, – бесконечной, – ночи.

Ты дорогой шла пустынной,
Где в лесу синела мгла.
Ландыш белый и невинный
Ты зачем-то сорвала.

И зачем его сжимала
И над ним дышала ты,
Я не понял, – разве мало
Созерцанья красоты?

Или в грудь свежее льётся
Воздух, сквозь цветы струясь?
Иль мечтою создаётся
С зельем родственная связь?

Нет, другое что-то было
Для тебя в цветке твоём,
И тебя к нему манило
Что-то сладостное в нём.

И в забвении суровом
Я не знал, чем ландыш мил,
И каким соблазном новым
Он мечты твои пленил.

Утро ласковое звонко.
Веет лёгкий воздух тонко
У склонённого чела,
И тоска души пугливой
В этой ласке шаловливой
Лучезарно умерла.

Ты воскреснешь скоро, злая.
Минет краткий праздник мая,
Яркий змей на небесах
Надо мною в полдень станет,
Грудь мне стрелами изранит, –
Ты придёшь в его лучах.

Прильнул он к решётке железной
Лицом исхудалым и злым.
Блистающей, грозною бездной
Раскинулось небо над ним.

Струилася сырость ночная,
О берег плескалась река.
Решётку тоскливо сжимая,
Горела, дрожала рука.

Рвануться вперёд – невозможно,
В темнице – и ужас, и мгла…
Мечта трепетала тревожно,
Но злобы зажечь не могла.

Пойми, что гибель неизбежна,
  Доверься мне,
И успокойся безмятежно
  В последнем сне.

В безумстве дни твои сгорели, –
  Но что тужить!
Вся жизнь, весь мир – игра без цели!
  Не надо жить.

Не надо счастия земного,
  Да нет и сил,
И сам ты таинства иного
  Уже вкусил!

Разъединить себя с другим собою, –
Великая ошибка бытия.
Здесь дышит всё насильем и борьбою,
Дубравы шум, и ветра гул, и плеск ручья.
Разъединить себя с другим собою –
О, для чего придумал я!

И был я долго очарован
Моей печальною и лживою мечтой,
Нетленной цепью, временем, окован,
Пространством сжат, – могильною плитой.
И был я тяжко очарован
Многообразной и мгновенной красотой.

И, наконец, игра мне надоела, –
Пустая, тленная, напрасная игра.
Ниспали чары с творческого дела,
Развенчаны властители добра, –
Игра бесцельная мне надоела,
Соединить себя с другим собой пора.

Как часто хоронят меня!
Как часты по мне панихиды!
Но нет дня меня в них обиды,
Я выше и Ночи, и Дня.

Усталостью к отдыху клонят,
Болезнями тело томят,
Печалями со света гонят,
И ладаном в очи дымят.
Мой путь перед ними не понят,
Венец многоцветный измят, –
Но, как ни поют, ни хоронят,
Мой свет от меня не затмят.

Оставьте ненужное дело,
Направьте обратно ладью, –
За грозной чертою предела
Воздвигнул я душу мою.
Великой зарёю зардела
Любовь к моему бытию.
Вселенское, мощное тело
Всемирной душе создаю.

Ладью мою вечно стремите
К свершению творческих дел, –
И если найдёте предел,
Отпойте меня, схороните!

Слышу голос милой,
Вижу милый лик.
Не моей ли силой
Милый лик возник?

Разве есть иное?
В тишине долин
Мы с тобой не двое, –
Я с тобой один.

Мне ль цветком измятым
К нежной груди льнуть!
Сладким ароматом
Мне, как прежде, будь.

Если ж есть иные
Не мои края
О, к чему мне злые
Грани бытия!

Всё хочет петь и славить Бога, –
Заря, и ландыш, и ковыль,
И лес, и поле, и дорога,
И ветром зыблемая пыль.

Они зовут за словом слово,
И песню их из века в век
В иных созвучьях слышит снова
И повторяет человек.

О владычица смерть, я роптал на тебя,
Что ты, злая, царишь, всё земное губя.
И пришла ты ко мне, и в сиянии дня
На людские пути повела ты меня.

Увидал я людей в озареньи твоём,
Омрачённых тоской, и бессильем, и злом.
И я понял, что зло под дыханьем твоим
Вместе с жизнью людей исчезает, как дым.