Федор Сологуб - Том 5. Война. Земля родная. Алый мак. Фимиамы

Вливаются светлые вести
В ответный ликующий стих;
К сберёгшей венец свой невесте
Нисходит небесный Жених.

Печальный друг, мой путь не прокляни,
Лукавый путь весёлого порока.
К чему влачить безрадостные дни?
Желания обуздывать жестоко.

Не хочешь ли загробного венца?
Иль на земле отрадна долговечность?
Греши со мной, люби мою беспечность, –
Нам далеко до тёмного конца.

Смотри, сняла я медленные платья,
И радостной сияю наготой.
Познай любовь, познай мои объятья,
Насыть и взор, и душу красотой.

Настанет срок, прекрасное увянет,
Тогда молись и плачься о грехах,
И если плоть твоя грешить устанет,
Мечтай о счастье в вечных небесах.

Знаю знанием последним,
Что бессильна эта тьма,
И не верю тёмным бредням
Суеверного ума.

Посягнуть на правду Божью –
То же, что распять Христа,
Заградить земною ложью
Непорочные уста.

Но воскресший вновь провещет,
Будет жизнь опять ясна,
И дымяся затрепещет
Побеждённый Сатана.

Мой милый друг! Я прежде был
  Такой же, как и ты,
И простодушно я любил
  Весну, цветы, мечты.

Любил ночные небеса
  С задумчивой луной,
Любил широкие леса
  С их чуткой тишиной,

Мечтал один, и ждал один
  Каких-то светлых дней,
Каких-то сладостных годин
  И радостных огней.

Небо – моя высота,
Море – моя глубина.
Радость легка и чиста,
Грусть тяжела и темна.

Но, не враждуя, живут
Радость и грусть у меня,
Если на небе цветут
Лилии светлого дня, –

Волны одна за одной
Тихо бегут к берегам,
Радость царит надо мной,
Грусти я воли не дам.

Если же в тучах скользят
Змеи, звеня чешуёй –
Волны кипят и гремят,
Дерзкой играя ладьёй,

Буйная радость дика,
Биться до смерти я рад,
Разбушевалась тоска,
Нет ей границ и преград.

Лиловая змея с зелёными глазами,
Я всё ещё к твоим извивам не привык.
  Мне страшен твой, с лукавыми речами,
    Раздвоенный язык.

Когда бы в грудь мою отравленное жало
Вонзила злобно ты, не возроптал бы я.
  Но ты всегда не жалом угрожала,
    Коварная змея.

Медлительный твой яд на землю проливая
И отравляя им невинные цветы,
  Шипела, лживая и неживая,
    О гнусных тайнах ты.

Поднявши от земли твоим холодным ядом
Среди немых стволов зелёно-мглистый пар,
  Ты в кровь мою лила жестоким взглядом
    Озноб и гнойный жар.

И лес, где ты ползла, был чудищами полон,
Дорога, где я шёл, свивалася во мгле.
  Ручей, мне воду пить, клубился, солон,
    И мох желтел в золе.

Знаю правду, верю чуду,
И внимаю я повсюду
Тихим звукам тайных сил.
Тот просвет в явленьи всяком,
Что людей пугает мраком,
Я бесстрашно полюбил.

Я не ваш, я бесполезный.
Я иду над вечной бездной
Вдаль от блага и от зла.
Мне всегда несносно-чужды
Все земные ваши нужды,
Преходящие дела.

Зачем любить? Земля не стоит
   Любви твоей.
Пройди над ней, как астероид,
   Пройди скорей.

Среди холодной атмосферы
   На миг блесни,
Яви мгновенный светоч веры
   И схорони.

Вы любите голые девичьи руки,
И томно на теле шуршащие бусы,
И алое, трепетно-знойное тело,
И животворящую, буйную кровь.

И если для сердца есть терпкие муки,
И совесть глубокие терпит укусы,
И только жестокость не знает предела,
Так что ж, – и такою любите любовь.

Дай мне эфирное тело,
Дай мне бескровные вены!
К милому б я полетела
Мимо затворы и стены!

Дай мне прозрачное тело,
Сбросить бы тесные платья!
К милому б я полетела
Пасть, замирая, в объятья.

Дай мне крылатое тело,
Трепетно-знойные очи!
К милому б я полетела
Яркою молнией ночи.

Не думай, что это – берёзы,
А это – холодные скалы.
Всё это – порочные души.

Печальны и смутны их думы,
И тягостна им неподвижность,
И нам они чужды навеки,
И люди вовек не узнают
Заклятой и страшной их тайны.

И мудрому только провидцу
Открыто их тёмное горе
И тайна их скованной жизни.

Как лук, натянутый не слишком туго,
Я животом и грудью встречу друга,
И уж потом в объятья упаду.
Но и тогда, когда темны ресницы,
Я сохраню тот выгиб поясницы,
С которым я в дневных лучах иду.

Пряма в толпе, я вовсе не другая
И в час, когда пред ним лежу нагая,
Простёршися во весь надменный рост.
С покорностью любовь не познакомит,
И обнимающий меня не сломит
Стремительного тела крепкий мост.

Под сению Креста рыдающая Мать.
Как ночь пустынная, мрачна её кручина.
Оставил Мать Свою, – осталось ей обнять
Лишь ноги бледные измученного Сына.

Хулит Христа злодей, распятый вместе с ним:
«Когда ты Божий Сын, так как же ты повешен?
Сойди, спаси и нас могуществом твоим,
Чтоб знали мы, что ты всесилен и безгрешен».

Любимый ученик сомнением объят,
И нет здесь никого, в печали или в злобе,
Кто верил бы, что Бог бессильными распят
И встанет в третий день в своём холодном гробе.

И даже сам Христос, смутившись наконец,
Под гнётом тяжких дум и мук изнемогая,
Бессильным естеством медлительно страдая,
Воззвал: «Зачем меня оставил Ты, Отец!»

В Христа уверовал и Бога исповедал
Лишь из разбойников повешенных один.
Насилья грубого и алчной мести сын.
Он Сыну Божьему греховный дух свой предал.

И много раз потом вставала злоба вновь,
И вновь обречено на казнь бывало Слово,
И неожиданно пред ним горела снова
Одних отверженцев кровавая любовь.

Муж мой стар и очень занят, всё заботы и труды,
Ну, а мне-то что за дело, что на фраке три звезды!
Только пасынок порою сердце мне развеселит,
Стройный, ласковый и нежный, скромный мальчик Ипполит.