Константин Батюшков - Полное собрание стихотворений

В местах, где Рона протекает
  По бархатным лугам,
Где мирт душистый расцветает,
  Склонясь к ее водам,
Где на горах роскошно зреет
  Янтарный виноград,
Златый лимон на солнце рдеет
  И яворы шумят, –

В часы вечерния прохлады
  Любуяся рекой,
Стоял, склоня на Рону взгляды
  С глубокою тоской,
Добыча брани, русский пленный,
  Придонских честь сынов,
С полей победы похищенный
  Один – толпой врагов.

«Шуми, – он пел, – волнами, Рона,
  И жатвы орошай,
Но плеском волн – родного Дона
  Мне шум напоминай!
Я в праздности теряю время,
  Душою в людстве сир;
Мне жизнь – не жизнь, без славы – бремя,
  И пуст прекрасный мир!

Весна вокруг живит природу,
  Яснеет солнца свет,
Всё славит счастье и свободу,
  Но мне свободы нет!
Шуми, шуми волнами, Рона,
  И мне воспоминай
На берегах родного Дона
  Отчизны милый край!

Здесь прелесть – сельские девицы!
  Их взор огнем горит
И сквозь потупленны ресницы
  Мне радости сулит.
Какие радости в чужбине?
  Они в родных краях;
Они цветут в моей пустыне,
  И в дебрях, и в снегах.

Отдайте ж мне мою свободу!
  Отдайте край отцов,
Отчизны вьюги, непогоду,
  На родине мой кров,
Покрытый в зиму ярким снегом!
  Ах! дайте мне коня;
Туда помчит он быстрым бегом
  И день и ночь меня!

На родину, в сей терем древний,
  Где ждет меня краса
И под окном в часы вечерни
  Глядит на небеса;
О друге тайно помышляет…
  Иль робкою рукой
Коня ретивого ласкает,
  Тебя, соратник мой!

Шуми, шуми волнами, Рона,
  И жатвы орошай;
Но плеском волн – родного Дона
  Мне шум напоминай!
О ветры, с полночи летите
  От родины моей,
Вы, звезды севера, горите
  Изгнаннику светлей!»

Так пел наш пленник одинокой
  В виду лионских стен,
Где юноше судьбой жестокой
  Назначен долгий плен.
Он пел – у ног сверкала Рона,
  В ней месяц трепетал,
И на златых верхах Лиона
  Луч солнца догорал.

Пред ними истощает
Любовь златой колчан.
Всё в них обворожает:
Походка, легкий стан,
Полунагие руки
И полный неги взор,
И уст волшебны звуки,
И страстный разговор, –
Всё в них очарованье!
А ножка… милый друг,
Она – харит созданье,
Кипридиных подруг.
Для ножки сей, о вечны боги,
Усейте розами дороги
  Иль пухом лебедей!
  Сам Фидий перед ней
  В восторге утопает,
  Поэт – на небесах,
  И труженик в слезах
  Молитву забывает!

Я берег покидал туманный Альбиона:
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
  За кораблем вилася Гальциона,
И тихий глас ее пловцов увеселял.
    Вечерний ветр, валов плесканье,
Однообразный шум, и трепет парусов,
  И кормчего на палубе взыванье
Ко страже, дремлющей под говором валов, –
  Всё сладкую задумчивость питало.
Как очарованный, у мачты я стоял
  И сквозь туман и ночи покрывало
Светила Севера любезного искал.
  Вся мысль моя была в воспоминанье
Под небом сладостным отеческой земли,
  Но ветров шум и моря колыханье
На вежды томное забвенье навели.
    Мечты сменялися мечтами,
И вдруг… то был ли сон?.. предстал товарищ мне,
    Погибший в роковом огне
Завидной смертию, над плейсскими струями.
    Но вид не страшен был; чело
    Глубоких ран не сохраняло,
Как утро майское, веселием цвело
И всё небесное душе напоминало.
«Ты ль это, милый друг, товарищ лучших дней!
Ты ль это? – я вскричал, – о воин вечно милый!
Не я ли над твоей безвременной могилой,
При страшном зареве Беллониных огней,
    Не я ли с верными друзьями
Мечом на дереве твой подвиг начертал
И тень в небесную отчизну провождал
    С мольбой, рыданьем и слезами?
Тень незабвенного! ответствуй, милый брат!
Или протекшее всё было сон, мечтанье;
Всё, всё – и бледный труп, могила и обряд,
Свершенный дружбою в твое воспоминанье?
О! молви слово мне! пускай знакомый звук
    Еще мой жадный слух ласкает,
Пускай рука моя, о незабвенный друг!
    Твою с любовию сжимает…»
И я летел к нему… Но горний дух исчез
В бездонной синеве безоблачных небес,
Как дым, как метеор, как призрак полуночи,
    И сон покинул очи.

Всё спало вкруг меня под кровом тишины.
Стихии грозные катилися безмолвны.
При свете облаком подернутой луны
Чуть веял ветерок, едва сверкали волны,
Но сладостный покой бежал моих очей,
  И всё душа за призраком летела,
Всё гостя горнего остановить хотела:
Тебя, о милый брат! о лучший из друзей!

Уже светило дня на западе горит
  И тихо погрузилось в волны!..
Задумчиво луна сквозь тонкий пар глядит
  На хляби и брега безмолвны.
И всё в глубоком сне поморие кругом.
Лишь изредка рыбарь к товарищам взывает,
Лишь эхо глас его протяжно повторяет
    В безмолвии ночном.

Я здесь, на сих скалах, висящих над водой,
  В священном сумраке дубравы
Задумчиво брожу и вижу пред собой
  Следы протекших лет и славы:
Обломки, грозный вал, поросший злаком ров,
Столбы и ветхий мост с чугунными цепями,
Твердыни мшистые с гранитными зубцами
    И длинный ряд гробов.

Всё тихо: мертвый сон в обители глухой.
  Но здесь живет воспоминанье:
И путник, опершись на камень гробовой,
  Вкушает сладкое мечтанье.
Там, там, где вьется плющ по лестнице крутой,
И ветр колышет стебль иссохшия полыни,
Где месяц осребрил угрюмые твердыни
    Над спящею водой, –

Там воин некогда, Одена храбрый внук,
  В боях приморских поседелый,
Готовил сына в брань, и стрел пернатых пук,
  Броню заветну, меч тяжелый
Он юноше вручил израненной рукой,
И громко восклицал, подъяв дрожащи длани:
«Тебе он обречен, о бог, властитель брани,
    Всегда и всюду твой!

А ты, мой сын, клянись мечом своих отцов
  И Гелы клятвою кровавой
На западных струях быть ужасом врагов
  Иль пасть, как предки пали, с славой!»
И пылкий юноша меч прадедов лобзал
И к персям прижимал родительские длани,
И в радости, как конь при звуке новой брани,
    Кипел и трепетал.

Война, война врагам отеческой земли! –
  Суда наутро восшумели.
Запенились моря, и быстры корабли
  На крыльях бури полетели!
В долинах Нейстрии раздался браней гром,
Туманный Альбион из края в край пылает,
И Гела день и ночь в Валкалу провождает
    Погибших бледный сонм.