М. Ножкин - Будь Человеком

— Да нет, Михаил Иванович, просто так по такому поводу не шутят. Кто-то вас подвигнул на эту шутку! Тяжёлый крест предсказали вы мне! И нести его трудно, и не всё получается, и грешен во многом, признаю… Но в оправдание своё перед Господом и людьми могу сказать, что вначале моего патриаршества в России было несколько десятков действующих монастырей, а теперь несколько сотен. Было менее 2000 действующих церквей, а теперь больше 25 000 (точные цифры я не помню. М.Н. ). Наших учебных заведений стало в разы больше. С Божьей помощью я провёл сотни пастырских поездок по всей России и миру, провёл тысячи молитвенных служб во храмах — в этом вижу отпущение грехов своих!..

Он произнёс это на одном дыхании, улыбнулся нам и обернулся к двери:

— Пожалуйста, принесите нам горячего чайку! Этот совсем остыл.

Я перевёл дух и спросил:

— Ваше святейшество, а почему тогда, в Доме дружбы, вы были таким опечаленным? Что случилось?

Он нахмурил брови и сказал:

— Тогда, как вы помните, началась так называемая перестройка, а точнее, переделка всего общественного устройства, всех государственных основ. А о Церкви, как всегда, забыли. Я написал личное письмо генсеку Горбачёву с предложением определиться в отношении государства и Церкви в сложившейся ситуации. Убрать всю неопределённость, двойственность, внести ясность и конкретность наших взаимодействий в настоящее время, не откладывая всё «на потом». Никакого ответа ни от Горбачёва, ни от властей я не получил. Что происходило в высоких кабинетах, тоже не знаю. Но через некоторое время меня освободили от занимаемых постов и перевели на службу в Петербург. Дальше вам всё известно…

— А дальше было патриаршество! — напомнил я.

— На всё воля Божья! — улыбнулся патриарх.

Как известно, Алексей Михайлович был родом из Прибалтики, из Эстонии. И никогда не забывал об этом. Всегда интересовался происходящими там событиями, переживал за своих прихожан. Кажется, в конце 60-х годов, точно не помню, он готовил кандидатскую диссертацию на тему «Православие в Прибалтике» или что-то в этом роде. В те годы во всех наших прибалтийских республиках уже откровенно насаждалось негативное отношение ко всему русскому. Впоследствии, в 90-е годы, это было главной причиной антисоветского взрыва, а тогда местные власти только мешали, как и чем могли, всем нашим благим делам на пользу общества. Не забывая при этом привычно оттопыривать карман, получая большие дотации от «противной советской власти», открыто возмущаясь: откуда вы, мол, понаехали, оккупанты эдакие? А тут ещё православие в Прибалтике. Кошмар!.. И вот когда было совсем невмоготу, рассказывал патриарх, Господь помог ему самым конкретным образом.

Есть в Эстонии небольшой университетский городок Тарту, который раньше, с Петровских времён, назывался Дерптом.

А ещё раньше, намного раньше, это был русский город Юрьев!

Построил его в середине XII века наш князь Ярослав Мудрый!

А теперь нам говорят, что мы оккупанты!.. Так вот, в центре Тарту рабочие ремонтировали дорожные покрытия, сняли верхний слой, и буквально наткнулись на фундамент старинного православного храма! Разве не чудо? Местные власти тут же всё заасфальтировали, никому ничего не сказали, но от патриарха наконец отстали.

Диссертацию он успешно защитил. А зачли её сразу как докторскую. Настолько она была интересна, актуальна и значима.

И ещё об Эстонии. На одном из заседаний совета общества «Родина» подошёл ко мне Алексей Михайлович и спросил: «Вы не больны? Очень у вас усталый вид. Может, помощь нужна?» Я поблагодарил и сказал, что просто замотался по гастролям, киносъёмкам, командировкам по стране и за рубежом. Всё некогда отдохнуть. Мечтаю уехать куда-нибудь в тихое место, отоспаться, отмолчаться, дух перевести. Только где ж это тихое место найдёшь?

— Есть такое место! — воскликнул Алексей Михайлович. — Я скоро еду в Таллинн в очередной раз воевать за православные храмы. Вы поедете со мной. По дороге мы заедем в Пюхтецкий женский монастырь. Вы там останетесь на неделю. Люди там замечательные, добрые, светлые. Они вас быстро восстановят. А на обратном пути я вас заберу, и мы вместе возвратимся в Москву.

Я поблагодарил его, сказал, что разберусь с делами и рад буду присоединиться к нему. Это было после Рождества. Я, как всегда, закрутился по каким-то концертам, киносъёмкам. Впереди был Старый Новый год, потом Крещение — мой день рождения, а главное, мне было просто неловко напрягать Алексея Михайловича лишними заботами о моей персоне. Но через три дня он сам позвонил мне и сказал, что билеты уже заказаны. Я удивился его обязательности, поблагодарил и уехал на три дня на гастроли, которые не мог отменить. Алексей Михайлович звонил моей жене Ларисе ещё дважды! Но я так и не отважился нагружать его своими заботами. Перед самым отъездом я позвонил ему, извинился и сказал, что, к великому сожалению, поехать не смогу.

— Очень жаль, — вздохнул он, — ну что ж, значит, до следующего раза…

Я до сих пор жалею, что не поехал. И чем дальше, тем больше понимаю, как много я потерял! Но эта история имела совершенно неожиданное продолжение.

Я родился на Крещение — 19 января. В этот день обычно иду в свой родной храм Покрова Божьей Матери на Лыщиковой горе, то есть на Землянке. А затем — в Елоховский Богоявленский храм, у которого Крещение — престольный праздник. И по традиции в этот день службу там ведёт сам Патриарх. Праздник этот действительно особенный. Как-то на Крещение Алексей Михайлович, поздравляя меня, сказал:

— Посчастливилось вам родиться в такой особый тройной праздник.

— Почему тройной? — спросил я. — Водосвятие, Крещение… А третье значение какое?

— А третье многими забыто, — сказал патриарх. — Издревле на Руси этот праздник почитался как праздник Просвещения. Ибо через Крещение человек получал доступ к православной культуре, грамоте, к образованию в церковно-приходских школах, к летописям, к рукописям. К сожалению, об этом забыли, надо исправлять положение…

Так вот, много лет спустя, уже после ухода Алексея Михайловича, я, как всегда, пришёл на Крещение в Елоховский собор. Службу вёл владыка Кирилл (накануне своего патриаршего избрания). С ним я тоже имел честь быть знакомым уже много лет. Он поздравил меня, подарил самую большую просфору. После праздничной трапезы мы выходили вместе с владыкой Арсением, которого я тоже знаю давно и который много лет был первым помощником Алексея Михайловича. Конечно, разговор зашёл об ушедшем патриархе. Погоревали… И вдруг владыка вспомнил наше с ним заочное знакомство. В начале своей службы, в середине 70-х годов, он был направлен в помощники тогдашнему управделами РПЦ Алексею Михайловичу. И на первом же производственном совещании владыка Алексий дал команду готовить его поездку в Таллинн. В конце встречи он особо подчеркнул, что с ним поедет Михаил Иванович Ножкин, что надо взять билеты и наметить программу его недельного пребывания в Пюхтецком монастыре. Персональную обязанность позаботиться о Ножкине он возложил на отца Александра, пожилого священника, ветерана войны, отсидевшего срок на Соловках. Замечательного человека с одним недостатком — очень много курил! И не мог бросить. Так вот Алексей Михайлович строго наказал ему: «У Михаила Ивановича хронический бронхит и поэтому курить при нём запрещаю категорически!».