Н. Денисов - В конце века

Сулят топор. Готова плаха.
И «дело», знать, заведено.
И «гнев» грядущих Карабахов
Отрежиссирован давно.

Да только зря сдвигают кружки
За свой фарцовый интерес:
Лжедмитрий выстрелен из пушки,
Иуда сам в петлю залез...

Как допрежь ордена, презенты,
Только гуще, позорней ложь.
Сплюнешь горестно, в президента
Хоть со скользом, но попадешь.

Сколько их на Руси Великой,
Не промажешь, бери подряд:
Тот не вышел умом, тот ликом,
Испохаблен калашный ряд.

Вот один из них «ангел кроткий»,
Из прорабов – усвой и взвесь!
Как цементным раствором, водкой
Укрепляет маразм и спесь.

Ну, взорлите ж, гудки заводов,
Ну, ударьте, колокола!..
Прав был загодя «вождь народов»:
Эвон сколь напласталось зла!

Вожди почили в бозе,
А новых нет пока,
Жидки да мафиози
В Советах и в ЦК.

И катятся кортежи,
И вносится нитрат,
И «нобелевский» свежий
Созрел лауреат.

Душа небес взалкала?
И в обществе – темно:
Хоть в «леворадикалы»,
Хоть в «право», все одно...

Ах, добыли свободу
(Виват нам, дуракам!)
Библейскому народу
И прочим Собчакам.

Еще б самих нас к стенке,
Чтоб – некому тужить:
Сплошные евтушенки,
Сплошной бомонд и жидь!

Куда желаешь – виза,
Вся жизнь – сплошной полет,
Ну, словом, как Раиса
Максимовна живет.

Каких кровей Он? –
старая дилемма.
Как был зачат? –
загадка глубока.
Метрических бумаг
из Вифлеема
Не сохранили
горние века.
Известно лишь –
когда и кем распят
Он, И кто орал:
«Распни его, распни!»
Так что ж теперь
зациклились на пятой
На краткой строчке
паспортной ОНИ?
Недавно лишь «расшили»
пунктик узкий,
Но не был снят
сей пристальный вопрос:
Еврей ли Он?..
Не важно! Он – за русских,
Он – Иисус Иосифыч Христос!

Сон, конечно, и нынче крутой:
Рай, приемная, очередь к Богу.
Дверь открыл референт молодой
И сказал: «Посидите немного!»

Как на иглах сижу, как в тюрьме,
Поминутно роятся вопросы:
Что тут делают – нищий в чалме
Иль буддийский народишко босый?..

Тут Пророк, через стену влетев,
Снял хитон и сошел с колесницы,
И, приветствуя офисных дев,
Выпил пепси из рук ангелицы.

Наконец я увидел Его,
Как и ждал, Он промолвил солидно:
«Поднял списки Я, сверил Ф. И. О.,
Крыжик есть, но ...оплаты не видно».

Облик кроткий, а в голосе лед.
И сквозь лед отчеканилось: «Знайте!
Тыща в твердой валюте за вход
На развитие Рая... Ступайте!»

Кромку неба нашел без труда,
Разбежался и ухнул по-русски.
Хорошо – не задел провода!
И проснулся от сил перегрузки.

И – к окну. Потрясенный стою.
Мир земной не обрадовал взгляда.
Что сказать тут, коль даже в Раю
Не избегли влияния ада.

Когда громили танки Дом Советов,
Я горько пил за души всех поэтов.
И багрянел от крови сам собой
Телеэкран когда-то голубой.

Шестой канал – Ротару и «Лаванда»,
А на втором – расстрельная команда:
Грачев-паша – змеиный камуфляж,
Бурбулис – подстрекателей типаж,
И прочие искатели наград...
Зашел сосед – упертый демократ,
Я без раздумий вышвырнул соседа:
Локальный гром, негромкая победа.
И пусть ликует сам с собой один,
Зомбированный «ящиком» кретин.

А Дом горел, прицельно танки били,
При СССР их ладили в Тагиле:
Камулятивным ухнут, пробасят...
И я налил еще сто пятьдесят.

Возник Спецназ, Омон, Бейтара тени...
В столице кровь, беспамятство в Тюмени,
Россия вновь на дыбе и во мгле.
И злой прораб, кайфуюший в Кремле,
Торжествовал и всем судил удавки.
И Черномырдин – слон в посудной лавке,
Гоняя мух во рту, в герои лез,
Как лез вчера в ЦК КПСС.

Когда Немцов с Явлинским мух прогнали,
И всем Гайдарам сребреники дали,
В квартире дверь, как будто в небе кратер,
Разверзлась вдруг, явилась Богоматерь:
«Переживем, – рекла, – а пьянку брось!»
И нимб сняла, повесила на гвоздь.

С подозрением гляжу я на сей твердокаменный город,
Не берусь выгораживать даже работный народ.
Дружно пропили «ВИЗ» [1] «ВИЗ» – Верх-Исетский завод. , «Уралмаш» промотали. И впору –
Снова песнь заводить про несчастный кирпичный завод.

Вот свой поезд дождусь, подпирая колонну вокзала,
И надолго закружит глубины пространства и лет.
И кургузый Свердлов, что не сдернут еще с пьедестала, –
На аптекарских ножках – вздохнет с облегченьем вослед.

Настроенье опять – уводите и сразу повесьте!
От одних открестился, к другим не прибился, не смог.
Вновь трамбуют асфальт на расстрельном Ипатьевском месте,
И трагедии русской все катится смертный каток.

Ну, понятно: да здравствует! – нет ни цензур, ни запретов.
Но пришла и расплата. Во мгле найти версты-пути.
И пример налицо: даже пары приличных поэтов.
Как ни тщись, в этом городе нет, с фонарем не найти...

Вчерашние «ленинцы» – в рынке,
Торгуются, пена у рта.
А я к перекраске и линьке
Не годен, порода не та.

Они, словно голые в бане,
У шаек своих и корыт.
А я в штормовом океане,
Мой путь направляет бушприт.

При хватке и мстительной силе,
Разбитой страны паладин, –
Поверил я в прочность – Под килем! –
Торжественной мощи глубин.

И в небе я вижу поруку,
И к Богу иду, не беда:
С ним раньше по правую руку
Случалось сидеть иногда.

Штормуем. Опять навалился циклон,
Вчера утопил он несчастного грека.
Тут впору писать заявленье в ООН
И ставить вопрос о «правах человека».

И все же Нептун наш – мудрец, голова!
Сие подтвердил замаячивший берег.
По курсу Бразилия. Рала братва:
Ну вот и достигли Латинских Америк!

Но где же привет и «прозрачность» границ?
Стена крепостная над бухтой воздета.
Чугунные пушки глядят из бойниц
И, вроде б, дымят фитили на лафетах.

И здесь мы товары возьмем для Европ,
И здесь все красоты наскучат команде.
Но эти орудья запомним по гроб –
В старинном форту городка Риу-Гранди.

Похоже, в согласии с мирной судьбой,
Держа под прицелом морские пределы,
Они не замедлят с ответной пальбой,
Коль вдруг кто затеет неправое дело.