Симон Осиашвили - Мамины глаза

Может, мы заблудились, когда улетали к звездам,
Может быть, потеряли друг друга
в земной толпе…
И я небо листаю, как будто читаю прозу —
А когда-то стихи я на небе писал тебе.

Пустынно.
Сосны.
Мелкая вода.
Ручей в ладони ткнулся по-щенячьи.
А горизонт еще не обозначен,
и осторожно светится звезда,
переплетая светом дым рыбачий.

И волны вновь касаются песка,
как тысячу судеб назад касались,
и рыбаки целуют жен-красавиц,
как целовали в прежние века.

И ожиданье тягостно, как встарь,
и, боже мой, как далеко до ночи,
когда рыбак единственный хохочет
и голосит: «Хозяйка, куховарь!» —
красивый черт, как на рассвете кочет.

И связку рыбин спелых тянет ей:
– Хорош улов?
– Давай домой, бродяга…
Рыбачка мужа встретит у дверей,
вмиг позабыв про день тревог и тягот.

И уплывает древняя вода,
И тысячи судеб – как не бывало…
Рыбачка убирает покрывало,
И осторожно светится звезда.

В миг равенства дождя и синевы
зашелестит тугая ветка клена —
и вспыхнет каждый лист огнем зеленым,
и мокрые очнутся соловьи.

Оказывается, уже закат
себе гнездо свивает в поднебесье.
Давайте, соловьи, включайте песню —
чтоб цветомузыкой был этот миг объят!

Полнеба – для дождя, полнеба – для заката,
и тишины всего чуть громче соловьи…
Так что – приобретенье, что – утрата
в миг равенства дождя и синевы?

Освобождалось небо от грозы,
от ветра дерева освобождались,
хотелось быть счастливым и босым,
как этот сумасшедший мокрый аист,
который, в небеса разинув клюв,
взмахнул крылами, радугою брызнув.
И женщина, из-под руки взглянув
на радугу, повисшую так близко,
освобождала плечи от плаща,
и с каждым мигом становились глуше
воспоминания воды, притихшей в луже,
о времени стремительном дождя.

Апрель – и стрелки переводятся вперед,
и недоволен заспанный народ,
и в организме витаминов не хватает,
и под ногами черный снег не тает.

Мы существуем из последних сил,
и, как соломинку, зеленый лук хватаем,
и космос обживаемый ругаем,
считая, что он климат изменил.

Мы ссоримся без видимых причин
и по утрам в трамваях не молчим,
и стекла вроде громче дребезжат,
чем это было день всего назад.

Так трудно просыпаться в темноте,
и мысли в голове совсем не те —
нам кажется, что самый лучший час
реформа времени отобрала у нас.

Нам не хватает утреннего сна,
и хмурится рассветная планета…
«А где весна?» – вы спросите, да это
уже давным-давно и есть весна.

Швыряла осень в наступленье
дожди и ветры, и всю ночь
о крышу билась в исступленье,
и уносила листья прочь.

Забытый ставень гулко хлопал,
старинный сотрясая дом
и заглушая шепот стекол,
озвученных ночным дождем.

Ломилась осень в двери, в окна,
хмельна от удали своей,
и, брызжа суриком и охрой,
сминала зелень тополей.

…А утром небо стало чистым,
окончился кутеж ночной —
и осень, зарываясь в листья,
похмельной мучилась тоской.

Угловатость лишней встречи,
угловатость октября.
Да, я знаю, время лечит —
только как же без тебя?

Угловатая улыбка,
угловатые слова…
Значит, было все ошибкой,
значит, осень позвала.

Угловато прячешь плечи,
лист осенний теребя.
Да, я знаю, время лечит —
только как же без тебя?

Угловатое прощанье
с горьким привкусом беды…
Что-то время обещает?
В голом небе – ни звезды.

Что то будет – чет иль нечет?
Угловатость бытия.
Да, я знаю, время лечит —
только как же без тебя?

Я прощаю тебя за обиду осеннюю
И по желтой листве не иду за тобой…
Не осилили мы дуновения севера —
Пожелтела по осени наша любовь.

Но печалиться мне почему-то не хочется,
Словно это случилось сейчас не со мной —
Буду осень теперь я делить
с одиночеством,
Как весну мы когда-то делили с тобой.

Пусть бурлит листопад,
как река полноводная,
Но укроет зима его горестный след…
Я прощаю тебе свои ночи холодные,
Потому что в окно постучался рассвет.

Видно, с осенью я одного рода-племени,
Раз уже не болит моя летняя боль…
До весны буду жить я по зимнему
времени,
А потом переставлю часы на любовь.

Закипает чайник
или дождь идет?
Музыка прощаний…
Скоро Новый год.

Скоро, скоро, скоро —
ходики стучат.
К мокрому забору
жмется листопад.

Скрипнет пол дощатый,
двери заскрипят.
Музыка прощаний,
музыка утрат.

В омут лета канул
ялтинский бульвар…
Чай налью в стаканы,
Темный, как загар.

В темень дверь открою —
кто там? Заходи…
Но стучат о кровлю
зимние дожди.

Зимняя Ялта туманом одета —
Трудно поверить, что было тепло.
Кончился праздник счастливого лета —
Что же меня сюда вновь привело?

Воспоминанья по улицам бродят,
К морю спускаются нашей тропой,
Ветер доносит обрывки мелодий —
Все, словно прежде, но я не с тобой.

Зачем на белом свете есть зима?
Зачем по зимней Ялте я слоняюсь?
Мне кажется, что я схожу с ума,
Когда с тобой на пристани встречаюсь.

Небо швыряет нам ветер колючий,
Снег беспросветный и дождь проливной…
Хочется верить, что это не случай —
С летом опять повстречаться зимой.

Как обезлюдела зимняя Ялта,
И пустотой болен сумрачный пляж…
Но к горизонту уносится яхта —
Если, конечно, она не мираж.

Напишу Вам смешное письмо,
чтобы Вы, прочитав, улыбнулись.
Напишу, с кем бываю в кино —
и ни слова о том, что люблю Вас.

Отыщу я такие слова,
чтобы Вам на мгновенье взгрустнулось.
Напишу, что желтеет листва —
и ни слова о том, что люблю Вас.

Я попробую так написать,
чтоб волнение к Вам прикоснулось…
Обо всем я сумею сказать —
и ни слова о том, что люблю Вас.

Пьяный пианист, пьяный контрабас
Ночи напролет нам играют вальс.
Этот пьяный вальс так на жизнь похож:
Где тут раз-два-три, разве разберешь…