Михаил Зенкевич - Под мясной багряницей

НАВАЖДЕНИЕ

По залу бальному она прошла, Метеоритным блеском пламенея. Казалась так ничтожна и пошла Толпа мужчин, спешащая за нею. И ей вослед хотелось крикнуть: "Сгинь, О, насаждение, в игре мгновенной Одну из беломраморных богинь Облекшее людскою плотью бренной!" И он следил за нею из угла, Словам другой рассеянно внимая, А на лицо его уже легла Грозы, над ним нависшей, тень немая. Чужая страсть вдруг стала мне близка, И в душу холодом могил подуло: Мне чудилось, что у его виска Блеснуло сталью вороненой дуло. Август 1918

*

За золотою гробовою крышкой Я шел и вспоминал о нем в тоске Быть в тридцать лет мечтателем, мальчишкой, Все кончить пулей, канувшей в виске! И, старческими веками слезясь, В карете мать тащилась за друзьями Немногими, ноябрьской стужи грязь Месившими, к сырой далекой яме. В открытый гроб сквозь газ на облик тленный Чуть моросил серебряный снежок. И розы рдели роскошью надменной, Как будто бы их венчики не жег Полярный мрачный ветер. А она, На гроб те розы бросившая кровью, От тяжкой красоты своей томна, Неслась за птицами на юг к зимовью. 1918

*

В качалке пред огнем сейчас сидела Блистая дерзостнее и смуглей, И вместе с солнцем дней истлевших рдела Средь золота березовых углей. И нет ее. И печь не огневеет. Передрассветная томится тьма. Томлюсь и я. И слышу, близко веет Ее волос и шеи аромат. И червь предчувствия мой череп гложет: Пускай любовь бушует до седин, Но на последнем позлащенном ложе Ты будешь тлеть без женщины один. 1917

*

Ты для меня давно мертва И перетлела в призрак рая, Так почему ж свои права Отстаиваешь ты, карая? Когда среди немилых ласк Я в забытьи, греша с другими, Зубов зажатых скрывши лязг, Шепчу твое родное имя, Исчезнет вдруг истома сна И обаянье отлетело, И близость страстная страшна, Как будто рядом мертвой тело. И мне мерещится, что в тишь Ночную хлынет златом пламя И, ты мне душу искогтишь, Оледенив ее крылами. 1917

*

Земля лучилась, отражая Поблекшим жнивом блеск луны. Вы были лунная, чужая И над собою не вольны. И все дневное дивным стало, И призрачною мнилась даль И что под дымной мглой блистало Полынная ли степь, вода ль. И, стройной тенью вырастая, Вся в млечной голубой пыли, Такая нежная, простая, Вы рядом близко-близко шли. Движением ресниц одних Понять давая - здесь не место Страстям и буйству, я невеста, И ждет меня уже жених. Я слушал будто бы спокойный, А там в душе беззвучно гас День радостный золотознойный Под блеском ваших лунных глаз. С тех пор тоскую каждый день я И выжечь солнцем не могу Серебряного наважденья Луны, сияющей в мозгу. 1918

*

Твой сон передрассветный сладок, И дразнит дерзкого меня Намеками прозрачных складок Чуть дышащая простыня. Но, недотрога, ты свернулась Под стать мимозе иль ежу. На цыпочках, чтоб не проснулась, Уйду, тебя не разбужу. Какая гладь и ширь какая! И с якоря вниз головой Сейчас слечу я, рассекая Хрусталь дремотный, огневой! И вспомнив нежную истому, Еще зовущую ко сну, Навстречу солнцу золотому С саженок брызгами блесну.

1918

*******************************************************************************************

* III. ДАРЫ КАЛЕНДАРЯ *

По Кавказу

I

Котомкою стянуты плечи, Но сердцу и груди легко. И солон сыр горный, овечий, И сладостно коз молоко. Вон девочка... С нежной истомой Пугливо глядит, как коза. Попорчены красной трахомой Ее грозовые глаза. Как низко, и грязно, и нище, И кажется бедных бедней Оборванных горцев жилище Из сложенных в груду камней. Что нужды? Им много не надо: В лощине у гневной реки Накормится буйволов стадо, Накопит баран курдюки. И скалы отвесны и хмуры, Где пенят потоки снега, Где в пропасть бросаются туры На каменный лоб и рога. И утром, и вечером звонки Под бьющей струей кувшины, И горлышек узких воронки Блестят из-за гибкой спины. И радостна Пасха близ неба, Где снежные тучи рассек Над церковью Цминде-Самеба Вершиною льдистой Казбек.

1912

II

Пусть позади на лаве горней Сияют вечный лед и снег,Здесь юрких ящериц проворней Между камней бесшумный бег. Арагва светлая для слуха Нежней, чем Терек... У ручья Бьет палкой нищая старуха По куче красного тряпья. И восемь пар волов, впряженных В один идущий туго плуг, Под крик людей изнеможденных И резкий чиркающий стук Готовят ниву... Все крупнее У буйволов их грузный круп. У женщин тоньше и нежнее Дуга бровей, усмешка губ. И все пышней, все золотистей Зеленый и отлогий скат, Где скоро усики и кисти Покажет буйный виноград. Здесь, посреди непостоянства И смены царств, в прибое орд, Очаг начальный христианства Остался незлоблив, но тверд. И пред народною иконой, Где взрезал огненную пасть Георгий жирному дракону,Смиренно хочется упасть. 1912

ПОД РЕСНИЦЕЙ

Вздохнет от пышной тяжести весь дом, Опять простой и милой станет зала, Где в самый зной покойница лежала Эфиром заморожена и льдом.

И острый лик с пятнистостью лиловой Поплыл на полотенцах в блеске риз. На скатерти разложена в столовой Приданое - серебряный сервиз.

И нянька с плачем у окна гостиной Торопится ребенка приподнять, И под ресницей золотистой длинной В лазурь глазенок канет в белом мать. 1913

*

Золотые реснички сквозят в бирюзу, Девочке в капоре алом нянька, Слышу я, шамкает: "Леночка, глянь-ка, Вон покойничка хоронить везут". И Леночка смотрит, забывши лопаткой Зеленой расшвыривать мокрый песок. А в ветре апрельском брагою сладкой В березах крепчает весенний сок; Покачнув балдахином, помост катафалка Споткнулся колесами о выбоины мостовой. Наверно, бедному жестко и валко На подушке из стружек подпрыгивать головой. И в пальмовых листьях незабудки из жести Трясутся, и прядает султанами четверня... Леночка, Леночка, с покойничком вместе Проводи же глазенками и уходящего меня. 1916

*

Под соснами и в вереске лиловом Сыпучие бугры. И солнца вечером в дыму багровом Угарные шары. И к редкой ржи ползет туман от луга Сквозь лунные лучи, И, как сверчки, перекричать друг друга Не могут дергачи. И - отблеск дня далекий и горячий Пылающая щель Дает мне знать из ставен смолкшей дачи, Что ты идешь в постель. 1913

*

В купоросно-медной тверди, В дымном мареве полей Гнутся высохшие жерди У скрипучих журавлей. И стоит понуро стадо С течью пенистой у губ; Чуют ноздри, как прохлада Дует тягой в мокрый сруб. Вот, дрожа, на край колодца Плещет солнцами бадья, И в гортань сухую льется Мягким холодом струя. 1913

ПРИГОН СТАДА

Уже подростки выбегли для встречи К околице на щелканье вдали. Переливается поток овечий С шуршаньем мелких острых ног в пыли. Но, слышно, поступь тяжела коровья Молочным бременем свисает зад. Как виноград, оранжевою кровью На солнце нежные сосцы сквозят. И, точно от одышки свирепея, Идет мирской бодливый белый бык С кольцом в ноздрях, и выпирает шея, Болтаясь мясом, хрящевой кадык. Скрипит журавль, и розовое вымя, Омытое колодезной водой, В подойник мелодично льет удой, Желтеющий цветами полевыми. А ночью мирна грузная дремота, Спокойна жвачка без жары и мух, Пока не брезжит в небе позолота, Не дребезжит волынкою пастух. 1913