Анна Брэдстрит - Поэзия США

Короче дни. Верша светило круг,
Хоть и сулит нам отдых, но не вдруг.
Ночная тень работу денну длит
И темой новой песнь мою дарит.
Кто в поле кончил урожай сбирать,
Соседей ждет — початки обдирать.
Вид радостный: работа что игра
Вершится тут, хоть поздняя пора.
Гора огромна горницы середь,
На стенках лампы, чтоб вовсю гореть,
И нимфы деревенские вокруг,
И парни тож не покладают рук.
Всё дети кукурузных ед и яств —
Работают они не без приятств;
Листвой шуршат, дурачатся, поют,
Веселый сидр по очереди пьют.
Обдирки правила тут знает всяк:
Початки — розны, ну а ежли так —
Коль крив попался — слушай общий смех,
А красный — поцелуй тебе от всех;
А деве попадет початок сей,
Стройней, чем стан ее, и губ красней, —
Она в кругу счастливца изберет,
И живо вскочит целоваться тот.
Забав и выдумок не перечесть,
Им просто удержу и счету несть;
За шутками и сладят с той горой.
А кто последний схватит — тот герой.
Меж тем хозяйка не жалеет сил,
Чтобы на славу пир и в пору был.
Ее рукой просеяна еда,
Тут — молоко, тут — мисок череда;
Ревя, бурля, бесясь, котел кипит —
Поток вот так, что мельницу вертит,
Преград не зная и не ждя наград,
Кипит, ревущ, бурлив и бесноват.
Но вот хозяйка сыплет чисту соль,
Потом — муку; густеть, мол, соизволь,
На медленном огне попрей, постой,
Мешаема неслабою рукой;
Тут пособляет муж: мешалкой он
Ворочает, и труд вознагражден.
Все, кто початки чистил, вкруг стола
Садятся, и застолица пошла.
Оставим их, поскольку есть для нас
Предмет полезней, дабы длить рассказ.
Ведь существует строгих правил ряд
Про то, как Пудинг правильно едят.
Есть можно, скажем, патокой полив,
Как бард, со сластью пользу съединив.
Благая снедь! Толк преизрядный в ней,
Когда пора настанет зимних дней
И во хлеву корове нелегко
И злой Борей в ней сушит молоко.
Благословенная корова! Ты —
Исток здоровья, пользы, доброты;
Мать идола в Египте ты. И я —
Покинь я бога — верил бы в тебя!
Бывало, я не раз тебя доил!
Бывало, золотым зерном кормил!
Бывало, я оплакивал с тобой
Детей твоих, ведомых на убой!
Вы, парни, знайте цену ей всегда,
Накрыть не поленитесь в холода,
Давайте тыкву в корм, когда грустна,
Пивного сусла тоже и зерна.
Весна придет — долги она отдаст;
Своим и вашим детям пищу даст.
Итак, вливаю в Пудинг молока
И Музу этим укрощу пока.
Пока она не даст совета нам,
Полезного юнцам и старикам:
Сперва, мол, влейте в миску молока
И погрузите в озерцо слегка
Кусочки Пудинга. Они пойдут
Как бы на дно, но вскорости всплывут.
А коль разбухшим им на дне не быть —
Плавучий пухлый остров должен всплыть;
Он — порция тебе, дабы поесть.
Так учат нас отцы, и так и есть.
К сему о ложках. Хороша ль, худа —
Не разберешь ты, я же — завсегда.
Глубь галльской ложки недостойна губ,
Ты ею черпай тощий жидкий суп.
Я б за нее там и гроша не дал,
Где в сходе вязка масса и металл,
Где должно мускулам губным объять
Изгиб спокойный и еду изъять, —
То бишь ловчее вкусный груз сгрузить.
А миске шире и поплоще быть
Под Пудинг надо б. Форма и объем
Неведомы всем тем, кто ни при чем.
Едок натасканный, — и только он, —
Сего искусства превзошел закон;
Лишь музыкальны губы без труда
Точнейшу ложку выберут всегда.
Хоть и не в строфах — Музам вряд ли люб
Мир геометра — конус там иль куб,
Но формы верной ведомы тропы:
Се меньша часть гусиной скорлупы;
От бока до средины пополам
Ее разделим — вот образчик вам.
А обслюнявился ты — не беда!
Как у француза, пусть висит всегда
Салфетка с подбородка. Иль, как я,
Ставь миску на коленку — все ж своя;
А мудру голову вздери в зенит,
И ложка, вверх идя, не обронит
Ни капли. Буде все же капнет что,
Широка миска сразу словит то.

О черный дурень! Что крылами трешь
Студены небеса и в крик орешь?
День с ночью теплых стран — не хлад и мраз —
Тебе приятней были бы как раз.
Уж не боишься ль там оголодать,
Всласть человечины не поглодать,
За коей во студену даль земли
С великим Бонапартом вы пришли,
А с вами все народы тесный юг
На север стоязыко двинул вдруг?
Баварец, австрияк, и По кто пьет,
И люд, живущий у тосканских вод,
Германец, невстриец, фламанд и галл
Пришли сюда, чтоб гибнуть наповал;
И в страхе ты — мол, нет в тылах войны
И гладу там птенцы обречены!
Не бойся, каннибал! Своих скликай,
Назад лети, спеши в испанский край, —
Там легионы храбрые его
Радеют для питанья твоего,
Там кровь Европы льется, солона,
Там доблестью земля наводнена:
Мрет ибериец, невстриец, мрет бритт
И галл щедрей всех прочих кровь струит.
К Калабрии, к Элладе, к Мальте мчи,
В Египте славы доблестной лучи,
Доминго-остров, Индския страны
Из галльских вен с лихвой очервлены.
Какому ж ворону достанет крыл
То облететь, что этот покорил?
Он для тебя прольет, где хочешь, кровь, —
Ищи же поуютней край и кров,
А голода не бойся! Ведь людей,
Их сколько хоть, хоть миллион убей,
И всюду пожинает свой побор
С людского поля воинский набор.
А если кто себя и упасет
От этой жатвы — трижды проклят тот
Тройным проклятьем, в чью тройную пасть,
Как в Керберову, гибельно попасть.
Не беспокойся ж! Алчных воронят
Учи кричать венчанному «виват» —
Порода ваша у него в чести,
Ей милости всех легче обрести;
А коль широк услуг взаимных круг —
Тогда отзывчив и надежен друг.
Твой корм — тела погубленных вояк,
Ты — мертвых клюешь, чистя тем бивак,
Имперский мусорщик! Но тут, где хлад,
Поживе твой умелый клюв не рад;
Мраз в мрамор обратил тут каждый труп,
В хрусталь одел твердейшей из скорлуп.
Тем, кто недавно пылко жить желал,
Лед тулова и члены тел сковал.
Из плоти сей ни куса не урвать,
Тут смрада смерти даже не слыхать,
А из глазниц — холодный, как топаз, —
Ты клювом страшным не добудешь глаз,
И коготь твой скребет как бы гранит…
А зрак промерзлый — вид живой хранит
И Господа пытает, глядя вверх,
В чьи хищные объятья мир он вверг…
Умри же с голоду иль прочь лети!
И хоть меж Минском и Москвой пути
Забиты мертвецами, их не стать
Тебя под стылым небом пропитать.
Спеши уж зимовать в Испанский край,
Там откормись, а после дожидай,
Когда сиятельный хозяин твой
Для новой бойни новый сонм людской
В грома оденет ратей боевых,
Бушуя, буйный, средь ничтожных сих.
Войн вожделеет алчная душа,
Грядет он, огнем царства сокруша,
Других Испаний жертвы воссожжет,
Замглит других Московии небосвод.
В зловонье тленья — странам впредь лежать,
Потокам рдяным в странах тех бежать,
Покамест люди не обрушат месть
На зверя, чем позор побоищ несть,
И супостата с трона на крови
Сметут, чтоб жить в покое и любви.