Мария Петровых - Серебряный гром

На горизонте лес зубчатый,
Таинственный волшебный лес.
Там, в чаще, — угол непочатый
Видений, страхов и чудес.

Вот королевич серым волком
Подходит к замку на горе…
Неверный свет скользит по елкам,
По черным елкам в серебре.

Спит королевна непробудно,
И замок в чарах забытья.
Самой себе признаться трудно,
Что королевна — это я…

Настоян на морозе воздух
И крепок так, что не вздохнуть.
И небо — в нелюдимых звездах,
Чужая, нежилая жуть.

Все на земле роднее, ближе.
Вот телеграфные столбы
Гудят все то же, а поди же —
Ведь это песня ворожбы.

Неодолимая дремота
В том звуке, ровном и густом…
Но вот фабричные ворота,
Все ближе, ближе, ближе дом.

Перед крылечком санный полоз
Раскатывается, скользя,
И слышен из прихожей голос,
Который позабыть нельзя.

За окном шумит листва густая —
И благоуханна, и легка, —
Трепеща, темнея и блистая
От прикосновенья ветерка.

И за нею — для меня незримы,
Рядом, но как будто вдалеке, —
Люди, что всегда проходят мимо,
Дети, что играют на песке.

И шоссе в движенье непрестанном,
И ваганьковская тишина.
Я от них волненьем и блистаньем,
Трепетом живым отрешена…

Вянет лето, превращаясь в осень.
Август отошел, и вот, спеша,
Ветер листья рвет, швыряет оземь,
Откровенным холодом дыша.

И в окне, наполнившемся светом, —
Все, что близко, все, что далеко,
Все как есть, что было скрыто летом,
Вдруг возникло четко и легко.

Если чудо — говори о чуде,
Сочетавшем радость и печаль.
Вот они — невидимые люди!
Вот она — неведомая даль!

Что ж, если говорить без фальши,
Ты что ни день — отходишь дальше,
Я вижу по твоим глазам
И по уклончивой улыбке,
Я вижу, друг мой, без ошибки,
Что нет возврата к чудесам.
Прощай. Насильно мил не будешь,
Глухого сердца не разбудишь.
Я — камень на твоем пути.
Ты можешь камень обойти.
Но я сказать хочу другое:
Наверно, ты в горах бывал,
И камень под твоей ногою
Срывался, падая в провал.

Не беда, что жизнь ушла,
Не беда, что навсегда,
Будто я и не жила,
А беда, что без следа,
Как в песок вода.

Я вглядываюсь в ваш портрет
Настолько пристально и долго,
Что я, быть может, сбита с толку
И попросту впадаю в бред,

Но я клянусь: ваш правый глаз
Грустней, внимательнее, строже,
А левый — веселей, моложе
И больше выражает вас,

Но оба тем и хороши,
Что вы на мир глядите в оба,
И в их несхожести особой —
Таинственная жизнь души.

Они мне счастья не сулят,
А лишь волненье без названья,
Но нет сильней очарованья,
Чем ваш разноречивый взгляд.

Какой обильный снегопад в апреле,
Как трудно землю покидать зиме!
И вновь зима справляет новоселье,
И вновь деревья в снежной бахроме.

Под ярким солнцем блещет снег весенний.
Взгляни, как четко разлинован лес:
Высоких сосен правильные тени
По белизне легли наперерез.

Безмолвие страницы разграфленной
Как бы неволит что-то написать,
Но от моей ли немоты бессонной
Ты слова ждешь, раскрытая тетрадь!

А под вечер предстал передо мною
Весь в перечёрках черновик живой,
Написанный осыпавшейся хвоей,
И веточками, и сухой листвой,

И шишками, и гарью паровозной,
Что ветром с полустанка нанесло,
А почерк — то веселый, то серьезный,
И подпись различаю, и число.

Не скрыть врожденный дар — он слишком ярок,
Я только позавидовать могу,
Как, не страшась ошибок и помарок,
Весна стихи писала на снегу.

Смертный страх перед бумагой белой…
Как его рассеять, превозмочь?
Как же ты с душою оробелой
Безоглядно углубишься в ночь?

Ни дымка, ни звука — тьма и снег.
Только тьма и снег в степи бескрайней.
Ни звезды, ни вехи — только тайна,
Только ночь и только человек.

Он идет один, еще не зная,
Встретится ль в дороге огонек.
Впереди лишь белизна сплошная,
И сплошная тьма, и путь далек.

Он идет, перемогая вьюгу,
И безлюдье, и ночную жуть,
И нельзя пожаловаться другу,
И нельзя в пути передохнуть.

Впереди ночной простор широкий,
И пускай в снегах дороги нет,
Он идет сквозь вьюгу без дороги
И другому пролагает след.

Здесь, быть может, голову он сложит…
Может быть, идущий без пути,
Заплутает, сгинет, но не может,
Он уже не может не идти.

Где-то ждет его душа живая.
Чтоб ее от горя отогреть,
Он идет, себя позабывая…

Выйди на крыльцо и друга встреть.

Дни мелькают — чет и нечет,
Жизнь осталась позади.
Что же сердце рвет и мечет,
Задыхается в груди?

Слышать слов моих не хочет, —
Будто в рану сыплю соль.
Днем и ночью сердце точит
Злая дума, злая боль.

Знает сердце о причине
Всех скорбей моих и бед,
О смиренье, о гордыне
И что мне спасенья нет.

Но оно по горло сыто
Ложью всяческих прикрас,
И оно со мной открыто
Говорит не в первый раз,

Чтобы я, ему доверясь,
Не страшилась жить в глуши
И смелей порола ересь,
Если ересь от души.

Говорит не рифмы ради,
Не для красного словца,
Говорит не на эстраде —
На исходе, у конца.

Бредешь в лесу, не думая, что вдруг
Ты станешь очевидцем некой тайны,
Но все открыл случайный взгляд вокруг —
Разоблачения всегда случайны.

В сосновой чаще плотный снег лежит —
Зима в лесу обосновалась прочно,
А рядом склон сухой листвой покрыт —
Здесь осени участок неурочный.

Шумят ручьи, бегут во все концы, —
Весна, весна! Но в синеве прогретой
Звенят в разлив не только что скворцы —
Малиновка, — уж это ли не лето!

Я видела и слышала сама,
Как в чаще растревоженного бора
Весна и лето, осень и зима
Секретные вели переговоры.