Наталья Колесникова - Ладони ветра. Сборник стихотворений

Вглядываясь в сонные глубины,
Отражаясь в памяти ничейной,
Коломбина с Книгой Голубиной
Загрустила в тишине ручейной.
Замечталась – вышептала имя,
Словно гладью вышила на глади
Озера. Льняная берегиня
Спелой боли и поющей лади.
Выплеснула имя – Миловэллэр
И в ладони ветра лоб склонила.
Покатились по щекам новеллы.
Коломбина Книгу уронила:
Развернулись длинный страницы,
И запели пламенные руны,
Раскрывая образ милолицый.
Зазвенели арфовые струны,
Заметались звёзды, замигали
Яркой пылью с солнечной короны.
И исчезли тени, что слагали
Сумрачный портрет небесной кроны.

И века замёрзшие проснулись,
Заструились росными слезами.
Призрачные двери распахнулись —
Лунный рыцарь на пороге замер.
«Миловэллэр…», – травы прошептали,
Вглядываясь в сонные глубины…

Две души в немую даль взлетали —
Две страницы Книги Голубиной.

Любимая тень от любимых ресниц
Большим мотыльком на щеке затаилась.
И юная ночь, звонко падая ниц,
Нашу любовь приняла, словно милость.
Пророчащий шелест взволнованных трав
Впитали озёра и пылкие губы;
И руки твои, как морские ветра,
Жаждали плоти нежности грубой.
Полынная горечь грядущих утрат
И чудо восьмое пришедшего счастья
Поили, ласкали сердца до утра.
Мир разделился на яркие части,
Мозаикой звёздной мерцая в глазах.
Тебя я поймала в пленительный невод
Небесных глубин, где смеялась слеза;
Ритм облаков затихал в глубине вод…
Любимая сказка любимого сна
Опять завершилась – светло и печально:
Начало мелодии спела весна —
Песни торжественной, песни венчальной.

Хочется выбежать в час фонарей
на тихую улицу.
Пусть из распахнутых настежь дверей
торшеры сутулятся,
И удивляются стулья, столы
нежданному подвигу,
Пусть возмущаются скрипом полы…
Бетховену Людвигу
Я бы открыла все тайны свои,
сокрыв всё нетайное.
Были бы слёзы одни на двоих,
а небо – сутаною
Нас укрывало. И россыпи звёзд
звенели б над городом.
Птицы бы пели о счастье из гнёзд,
и пели бы горы о том.
Пили бы чёрные бабочки нас,
но мы бы не таяли.
Вы бы владели теплом моих глаз,
совиными стаями,
Людвиг Бетховен!.. Распахнута дверь —
торшеры сутулятся.
Дом одинок. Утопает в листве
забытая улица.

Вы уходите? Ну что же,
Вам никто не запрещает.
Только – лезвием по коже —
Лёд ненужных обещаний.
Ваше сердце плачет… Знаю —
Грустно расставаться с прошлым.
Оставайтесь! Заклинаю!
Мир рыдает – Вами брошен.
Вопль цепляется за стены,
Пробивает тяжесть крыши,
И летит стрелой с антенны
В небо луч безумно-рыжий…

Параллельность, полосатость
Уводящей Вас дороги.
Где же чувств былая святость?!
След остался на пороге…
Жизнь рассыпалась звёздной
Пылью под ногами. Раны
Те оплакивать уж поздно.
Возрождать – пожалуй – рано
Души… Прочь скупые слёзы!..
Уходите!.. Вы – свободны!..
Только… память сном белёсым
Серебрит мой дом холодный.

Обещаний и прощаний
пустота.
Не пишите завещаний
просто так.
Не беснуйтесь от избытка
чувств и сил
(Как смешон порыв холодный,
мёртвый стиль).
Отречение – защита
от толпы:
Прикрываем веки,
закрываем лбы
От ударов пальцами
дрожащих рук.
Рвётся сердце на свободу:
тук… тук… тук…
Падает гранитной глыбой
смех веков
На минуты и мгновенья.
Так легко
Заблудиться, затеряться,
кануть в ночь,
Расколоться на кусочки.
Не помочь
Плачущему отраженью
в зеркалах:
Разлетится мир на части.
Крикнешь: «Ах!»
И уже бессильным шёпотом:
«Постой…».
Отзовётся сердце
хрупкой пустотой.

За окном, за огромным оком —
вороньё.
Отрекаться от звёзд жестоко.
Всё – враньё.
Прозреваем мы, умирая
навсегда.
Спросят зори: «Достойны Рая?»
Крикнем: «Да!»
И предания станут роком,
разодрав
Жизнь романтика ненароком.
Руки трав
Обречённо хватают ветер
за полы
Рваной рясы. В грустящем свете
спит полынь.
Обретая черты рептилий,
жалкий страх
Превращает огонь идиллий
в бренный прах.
И ревущее море ранит
ступни ног…
Мой герой у последней грани
о-ди-нок.

Посмотри, богиня Гера,
Твой сынишка черномазый —
Просто мусорщик на свалке
Ржавых жизней, жалких судеб;
Просто накипь на посуде,
Труп, лежащий в катафалке,
Посох Вечности безглазой,
Слёзы старого партера.
Твой детёныш слишком грязен
Для больших дворцовых кресел,
Слишком облачен и светел
Для промозгло-липких сплетен.
Его подвиг мимолётен,
Словно лёгкий летний ветер.
Но, возможно, в колкой прессе
Вспомнят о герое в рясе.
«Прожуёт» его читатель,
Поперхнётся и… забудет
О жонглёре на канате,
О заброшенном артисте.
Станет мир ещё цветистей,
Слово выучит «пинайте!».
Но в иудовой простуде
Обессиленный мечтатель
Вдруг заплачет о Герое.
И воскреснет некий символ,
Предначертанный богами
На границе чёрно-белой.
Мусорщик оторопело
Снова меч возьмёт руками…
Скажут: «Умер он красиво…»
И в степную пыль зароют.

Коварный ветер стреляет в спину.
У солнца в небе круги под глазами…
Ваш грустный взгляд чуть тревожно
вскинут.
Ваш мир незримо пред выбором замер…
Ладони листьев к ботинкам жмутся:
Им так надёжнее, может, теплее.
Проплыли тучи (ещё вернутся,
Приклеят лужи тоскливые клеем).
Больные окна, не видя света,
Седые тени кладут на прохожих.
Стекают капли с колючих веток
На тротуар…
Вы на призрак похожи.
В большом кармане стальные гвозди —
Причина ран на ладонях шершавых.
А сердце просится к небу в гости:
Там нет сомнений, от времени ржавых.
Не кошки плачут – рычат тигрята,
Когтями сердце отважное раня…
Себя в себе вы устали прятать
И находить – на краю хрупкой грани.

Кто сказал, что герои не плачут,
Что их жизнь ничего не стоит?
Что страданья приносят удачу
Тем, кто в сердце хранит святое…

В день, когда желтоглазая осень
Острижёт золотые косы,
Для героя весь мир в вопросе:
Честь жива? Или – вниз, с откоса.
Знак «равно» между «быть» или «не быть»,
Как начало извечной драмы.
Бесконечность нетленного неба
Кто-то вставил в смешные рамы.
И напрасно бесцветные окна
Солнце тянут в свой тихий омут.
Все герои под ливнем мокнут —
Их учили совсем иному:
Пить шампанское, петь серенады
Даме сердца, ловить драконов.
И винить их за это не надо
(Романтизм разрешён законом…)