Татьяна Гржибовская - По алфавиту

Возвратилась снова в гавань,
тихо вёсла утопила,
днищем вверх перевернула
утлую лодчонку.
Камешки перебираю —
много их под слоем ила:
разноцветных, пёстрых, милых,
что волной ко мне швырнуло
из морского рая.

Слышу гомон шторма дальний,
вижу лёгкое ветрило…
Наваждение мелькнуло
на мгновенье…
И – уплыло!

Ворона, забравшись повыше,
венчает красавицу-ёлку:
ей кажется – всё в мире слышит,
всё знает.
А что в этом толку?

Так мы, забираясь повыше
в дерзаньях своих и стремленьях,
казалось бы, лучшего ищем —
теряем бесценные перья…

Всё тоскуешь о Белой Земле —
вечной стуже, заснеженной мгле:
ты о нём говоришь иногда —
белом царстве из снега и льда.
Вот спрошу:
«Так о чём загрустил?»
Вдруг ответишь:
«Я шанс упустил
побывать там – один на один
с белизною арктических льдин,
где никто до меня не ходил.
Одиночество Белой Земли [1] Белая Земля – название группы островов на северо-востоке Земли Франца-Иосифа.
это словно лекарство, пойми…
Кто я был? Кто я есть? Кто таков?
Вновь спрошу у бесстрастных снегов.
Так согласна меня отпустить?
Протянуть неразрывную нить,
от тебя до меня протянуть,
в эту синь, в эту стынь, в эту жуть».

Вспомнишь ли, нет ли —
всё реже и реже…
В сумраке тихом
кто тебя нежит,
песни пастушьи поёт?
Взгляд синих глаз и влекущ
и небрежен.
Ход роковой конём
неизбежен:
снится тот взгляд королю.
Вот и безудержность чья-то,
безбрежность…
В формулу нашу закралась
погрешность:
странное слово «люблю».

Вянут флоксы и душно, и сладко,
август дыней медовой созрел.
У меня, как всегда – всё в порядке,
у тебя, как всегда – беспредел.
Жжёт костры уходящее лето,
щедро в топку швыряет листву.
Ты по-прежнему с кем-то и где-то,
я по-прежнему – просто живу.
Снова густо стрекочет кузнечик,
будто лето ещё впереди!
Я поверю в кузнечика речи —
ведь тебе он не противоречит!
Знать бы точно – чёт или нечет,
взять бы лето в бессрочный кредит!

Губернский город.
Пыль корявых улиц.
По уши в землю вросшее окно.
Смешок кокетливый
провинциальных умниц
и фантазийное заката полотно.
Здесь я когда-то жил.
Расхаживал неспешно,
уверенный, что жизни нет конца…
Здесь вновь весна,
здесь вновь цветёт орешник!
Но моего не узнают лица.

Да, ждала тебя так долго,
что, дождавшись, и не рада.
В сердце холодно и колко,
как в предвестье листопада.
Желтизна коснулась листьев —
сколько краски у разлуки!
В безразмерности пространства —
километры, годы, муки…
Нет, не встретились с тобою.
Тихо-тихо снег ложится.
Тихо-тихо, бело-бело.
Я хочу в нём раствориться.

Догорают уставшие свечи,
в окна смотрит задумчивый
вечер,
и меня обнимает прохлада.
Я представлю, что ты —
где-то рядом,
и, обманчивой мыслью согрета,
просижу у окна до рассвета.

Но предчувствия колкие смутно
пронесутся, как лунные тени,
и настанет хмурое утро
с осознанием ясным потери.

Есть в осени печальной благодать,
когда мир замер,
и природа стынет,
когда зеваем беспрерывно —
тянет спать! И сон
в тепле домашнем
слаще спелой дыни.
Когда дрожат озябшие листы,
и в сердце вызывают состраданье
пожухлая трава, и голые кусты,
и тоненький ледок
на лужах утром ранним.
От слёз осенних пухнут облака,
рябит, сверкая ртутным блеском речка,
и та пора уже недалека,
когда снега, как шубою овечьей,
укроют берега, холмы, дома…
А нас согреет ожиданье встречи!

Ещё вчера – великая страна,