Альберт Туссейн - Сонм сонетов 4

Что такая песня – откровенье?
Что такая песня только раз
к человеку сходит на мгновенье?

Днем и ночью вдали от штампов,
не зная греха пристреливания,
в окошках хрустальных почтамтов
томятся сердца «до востребования».

Ждут годами, полны содержаньем
теплоты и особого света.
И страдая страстей недержаньем,
я читал их и рвал без ответа…

Не востребую! Не воспылаю!
Лишней ложью – довольно мне зариться!
Все равно я ее не узнаю,
даже встретив…и хватит базариться!

Я любовь свою вдаль отсылаю…
на деревню…любимой…без адреса…

Ты не знаешь о жизни жестоком свинце.
У тебя постоянный оргазм на лице.
Погоди! Ты еще, оказавшийся в рук ее
тесных тисках, захохочешь, рыдая…

Будешь вертеться в железном кольце.
Правда о матери и об отце
станет твоею, ты станешь вхож в круг ее.
Будешь метаться, до боли гадая:

кто ты, зачем ты, откуда пришел?
Что ты здесь делаешь, что ты нашел?
Сегодня правдивый, а завтра ложный,
то примитивный, то слишком сложный.

Век горевать тебе, думать век,
век сомневаться тебе, человек…

Когда-то грациозный, весьма
претенциозный,
я доводил до смеха мужчин,
а дам до слёз.
Теперь я дядя грузный, на грех
совсем не грозный,
тащу воз мнений разных и груз
всё новых грёз.

Разгуливал по жизни,
прогуливал уроки,
не поддавался доле,
пренебрегал молвой.

Читал и писал книжки,
острил и строил строки.
Вопил в тоске немой.

Стремился к счастью-горю.
Бежит речушка к морю,
сливается с волной…

Твои тонкие психологические губы —
это к страсти зовущие трубы.
Разрезают их резкие звуки
густой голос рассудочной тубы.

Не постичь мне их тайной науки.
Воздеваю в беспамятстве руки.
В беспомощности своей они грубы,
но как сладки познания муки!

Я беру ариаднину нить твоих слов.
Я кидаюсь в пучину огня твоих глаз.
В лабиринте любви, средь немыслимых
снов
я надеюсь услышать божественный глас.

Твои тонкие губы говорят, говорят…
Гимн? Проклятье? Молитву любви
творят?

О, чей это голос? Чей?
Не могут быть звуки лучшими!
То льется стихами ручей.
А стебли качают созвучьями.

О, чья это песня такая?
Растопит любой она лед.
То, чувствам моим потакая,
иволга дарит мед.

О, кто этот шепот страстный
в осеннее небо льет?
То клен, весь от нежности красный,
последнюю кровь отдает.

О, кто со змеиной осанкой цветасто
кружится и пляшет?
То осень красивой цыганкой поет,
веселится и плачет…

Опустели зеркала
в моём склепе-храме…
То ль приснилась, то ль была
тень в оконной раме.

Окружают меня книги —
други вечно верные,
мои сладкие вериги
гонят мысли скверные.

Опустела моя нива,
желтизной бросается.
Распустила косы ива,
плачет, но мужается.

Хоть и грустно, но красиво
осень продолжается…

Вот все говорят: любовь наша первая —
Самая неповторимая.
Ей поклонялись-де древние римляне.
Йоги, и те, в нее веруют.

Идеал ее чист: это щедрость безмерная.
Силой своей незримой
Так глубока она, так некартинна,
Игрива, лукава, да верная.

Но в сердце моем не цветет уж она
Ельником вечнозеленым.
Вера утрачена…уж не нужна…

Истины лист опаленный
Носится, носится неугомонный…
Осень последней любовью больна…

Лари все просто открываются.
Ей-ей! Зачем же в них врываются?
Надежды ждут тоскуют, маются.
Авсе ж одеждами снимаются.

Яремом песни надрываются.
Оскалы неба разбиваются.
Бесплодной болью обжигаются.
Огнем кометы пожираются.

Железным вихрем убиваются.
Апосле тенью в снах свиваются.
Юродствуют и побираются…
Вотще! Все так же попираются…

Анафемами отлучаются.
( Sic!) Так безумцы получаются…

Треугольник лампы каре стола
взрывает графикой импрессионистской
бомбы.
Зеркала ромб отражает атаку
конницы глаз сухих жестких цветов,

уткнувшихся насмерть в истлевшую
грусть – замкнутый крик сигаретных ртов…
в горку пепла курения первого…
в гордость почерка, краткого, нервного…

в бледность записки…
«Не жди…
не ищи…»

Несостоявшийся
тур
любви…

«Бей жидов! Спасай Россию!»
Бей до боли! Бей до сини!
Бей! Кулак поставь на кон.
Буйство возведи в закон.

Бей нерусских беспощадно!
Бей и поноси площадно!
Бей налево и направо!
Бей бескровно и кроваво!

Правду-матку режь и бей!
Плюй в лицо ей, не робей!
Жги глаза ее и крой
матом жиденьких монет.

В недобитых мыслей рой
бей!.. и нет России…
Нет!

Благодарный стон сквозь дарящий сон
любви долгим криком-кантатой
в ночи раздается… К утру лишь сдается
глухим пробужденьем-расплатой.

И день начинается с солнцем ли,
с пылью,
с морозом ли, с ветром, дождем – в глазах все качается небылью-былью…
Но к ночи мы ночи уж ждем.

О, темные ночи!
О, жаркие нивы!
О, зрелость несчетных нечитанных книг!

О, жадные очи! О, рая оливы!
О, вечных открытий…
огни… огни…

Здравствуй, мой красивый
несерьезный человек!
Здравствуй! Прости и прощай!
Неси меня в черное, синий мой век.
За серость мою не прощай.