Array Коллектив авторов - Мир мечты. Сборник стихов авторов литературного портала Изба-Читальня

И что же? Мне теперь раскаиваться в этом?
Подумаешь – поэт! Да что мне до того?!
Достаточно вполне, что я свою карету
Данзасу предложил, чтоб увезти его.

Конечно же, арест с дознанием – не праздник:
Дуэли со времён Петра запрещены, —
Но вам не странно ли, что вместо смертной казни,
Я был освобождён и выслан из страны?

Уехал д’Аршиак, меняя службы место,
А секундант Данзас – бесхитростный сапог —
Спокойно отсидев два месяца ареста,
Без наказания в родной вернулся полк.

Забавные судьба отмачивает шутки!
Я знаю, что меня в России не простят:
История всегда юлит, как проститутка,
И пишут её так, как выгодно властям.

Давайте, господа, представим, для примера,
Оставив в стороне всю эту канитель,
Как развернулась бы тогда моя карьера,
Не состоись в тот день злосчастная дуэль?

Обременён семьёй, в безденежье и грусти,
Мечтая обрести заслуженный покой,
В каком-нибудь глухом российском захолустье
Командовал бы я задрипанным полком.

А здесь – во Франции – мне все кричали: «Браво!», —
Я, как двойной агент, политик, дипломат,
Работая на две великие державы,
Помог им, в трудный миг, их дружбу не сломать.

Я был полезен им в большой игре без правил.
И нужен был всегда! – я честно говорю.
Ведь именно меня Луи-Филипп направил
Посредником в Потсдам к российскому царю.

И я был принят им. И выслушан… с вниманьем.
И мой визит весьма достойно протекал.
Я убедил его. И выполнил заданье.
И был доволен мной далекий Ватикан.

И Орден, как всегда, следил за мной исправно
И направлял меня уверенной рукой,
Я тружеником был, и лишь совсем недавно,
Как некогда «mon père», отправлен на покой.

Нет!.. вы в моей душе сомнений не найдёте —
Прекрасную судьбу мне случай подарил,
И я живу теперь в достатке и почёте…
А, впрочем, я уже об этом говорил.

Вот видите – забыл. И, значит, – заболтался:
С годами, mille pardon, мы многословны… все.
А Пушкин… Пушкин – что ж… Он где-то там остался.
У речки. На снегу. Невидимый совсем.

Хотя, вот, дочь моя, в дурные книжки глядя,
«Прозрела», и теперь его боготворит,
И, чуть ли не молясь на «дорогого дядю»,
Уже который год со мной не говорит.

Её разубеждать – бессмысленно и скучно.
Как говорил в стихах мой незабвенный враг?
«Хвалу и клевету приемли равнодушно
И не оспоривай…»? Ну, что ж: да будет так!

Воздух густ и горяч, словно плавят в котлах карамель.
Громко бьется в стекло залетевший откуда-то шмель.
Он натужно жужжит. И следит за борьбою шмеля
Пара серых, как пепел, измученных глаз Шамиля.

«…Летний зной – а такого не помнят в Калуге сто лет —
Даже ночью вонзается в горло, как острый стилет,
И, с рассветом, бросает сознание в черный провал —
В полусон-полуявь:…отступление… бой… перевал…
Горстка верных мюридов… измена наибов… огни… —
Имамат, как старик, доживает последние дни…
– Разбудите меня!.. Пусть закончится этот кошмар!..
Этот сон!.. – Но черна от холодного пота кошма,
На которой имаму гораздо пристойнее спать,
Чем на мягкой перине, ложась, как неверный, в кровать.
– Просыпайся, имам!.. Эти черные мысли гони!.. —
Но и утром – в глазах – окруженный врагами Гуниб,
И сидящий на камне насмешливый русский сардар…
Я – как шмель – в западне, нанести не способный удар…
Я сдаюсь… я унижен… мне стыдно своей седины!..
Враг мой рад окончанию тридцатилетней войны.
Он берет мою саблю… командует: «На караул!»… —
И мюриды – с оружием! – могут покинуть аул.
Может, эту «почетную» сдачу вменят мне в вину,
И потомки мюридов за «трусость» меня проклянут —
Только не было в сердце имама такого греха:
Не всегда идентичны слова «газават» и «джихад».
Это просто – погибнуть шахидом, в смертельном огне.
Быть политиком – мудрым и хитрым – гораздо трудней.
Христианство с исламом нельзя до конца примирить.
Я – как прежде – суровый имам, я – как прежде – мюрид.
Я спасал свой народ! Я хотел сохранить имамат!
Был мой сын аманатом, теперь я и сам – аманат.
Десять лет я вдали от прохладных кавказских вершин…
Белый царь не дает разрешения хадж совершить…
– Поднимайся, имам!.. Ты – старик… твои дни сочтены…
Мусульманин не должен рассказывать черные сны!
Мусульманину должно с рассветом вставать на намаз!..».

Не кричит муэдзин… нет мечети… Калуга нема…
Бьется шмель о стекло… и следит за борьбою шмеля
Пара серых, как пепел, измученных глаз Шамиля.

Полночь. Поле для игры в поло.
Лёжа навзничь, разбросав руки,
Ты вдыхаешь тишину, Косме.
Воздух – горькая полынь с перцем.
Не бывает тишина «полной» —
Тишина всегда полна звуков:
Даже если попадешь в космос —
Будешь слышать гулкий стук сердца.

Принесет, прошелестев, ветер
Запах скошенной травы прелой,
Да в конюшне, что в густой роще,
Беспокойная заржет лошадь.
Прошуршит в траве змея где-то,
Заведет сверчок свои трели… —
Тишина звенит в ушах громче,
Чем ревущая толпой площадь.

В черном небе – над тобой, Косме —
Безмятежность и покой… трезвость.
Волопас повел гулять свору,
Добродушных звездных псов гончих.
Вероника расплела косы,
Чтобы волосы опять срезать:
Птолемей вернется к ней… скоро…
Это твой последний день кончен.

Здесь – внизу – травили вас псами
После сыгранного днем матча.
Сняв мундиры – веселы, ражи —
Для потехи, натянув стринги,
Добивали тех, кто жив, сами
Перепившиеся, в хлам, «мачо»,
И насиловали жен ваших,
И машинкой для овец стригли.

Ах, как весело скакать голым,
По живым мячам лупя клюшкой!
А потом надеть мундир важно
И отбыть к своей семье – в город…
Слушай, Косме, тишины голос
(Скоро будут говорить пушки),
И вбирай в себя спиной влажной
Остывающей земли холод.

Этот холод, пополам с болью,
В небе звездные зажег свечи.
Неотпетую твою душу
Не услышат в городском шуме.
Ты не свидишься с женой больше —
Вероника будет ждать вечно.
Слушай, Косме, тишину!.. Слушай!
Ты еще не до конца умер.