И. Исаев - Четыре времени любви

Слов не хватает
грустных, весёлых.
С нами хотя бы

Кружится, тает
танго Пьяццоллы.
Август. Сентябрь.

Спутаны пальцы
веером веток,
листьев сетями.

Кружатся в танце
осень и лето.
Август – сентябрь.

Приметы осени считаю:
роса на выстывшем песке,
и птиц всполошенные стаи,
и паутина на щеке.
И небо цвета тусклой стали
в прохладной прячется реке…

Надежда, что вернётся лето —
как ни крути, самообман.
Светило прячется с рассветом
в дырявый облачный карман
и, словно жёлтая монета,
прищурясь, смотрит сквозь туман…

Слегка потешит нас, хотя бы
макушки грея тополям…
И ветви яблонь полны тягот,
и слива гнётся пополам…
Их августейшество Сентябрь
без свиты бродит по полям…

В серебряной оправе
луж-зеркал
дымится небо,
тает и седеет.
Болезненно цветёт
полузакат
изнеженной
тепличной орхидеей.

На крылья туч
наброшен плащ дождей,
и в натюрморт домов,
асфальта, сосен,
озябших скверов,
мокрых площадей
врывается
простуженная осень…

На ивах
иней. Внизу слюда.
Всё резче
веток нагих оскал.
Наивно
ждать теплоты, когда
перечат
осень, озноб, тоска.

Из стали
медленная река.
На якорь
стали её баржи.
Усталость
прячет пустой рукав,
ноябрь
перелицует жизнь.

Остудит
холод горячку лбов
простуда.
Просто иду. Туда.
Отсюда
в серую нелюбовь,
оттуда
в долгое никуда.

Свой тайный
суд надо мной верша,
но явных
не засчитав измен,
фатально
следуя за – шаг в шаг —
ноябрь
приговорит к зиме.

А мороз бородат и рус,
даже рыж он.
Под ногой аппетитный хруст
кочерыжек.

Неба белый стеклянный свод
просквозило
так, что солнце, взойдя на лёд,
заскользило…

Тротуар что каток с утра —
бич прохожих,
и автобус взять «на ура»
очень сложно.

Губы сводит, румянец щёк
стужа лижет…
А морозец всё щёлк да щёлк!
Вправду – рыжий…

По весне веснятся
птицы и трава.
Сны цветные снятся —
запишу слова.

Небо в эполетах
белых облаков,
прилетает лето,
распахну балкон.

Выцветают ситцы
сада. Погодя,
осень осенится
крестиком дождя.

А затем – серьёзней:
заснежит пурга,
зазимуют
оземь
павшие снега,

и, к началам жизни
воротясь отсель,
снова закружится
эта карусель…

Синий мох на старом пне,
деревенская сирень…
Это – музыка во мне.
Деревянная свирель…

Небо. Сонная река.
Стог душистый. Жёлтый плёс.
Две берёзки у мостка…
Это музыка. Всерьёз.

Это музыка, мой друг,
наяву или во сне.
Это музыка – вокруг.
Эта музыка – во мне.

То укутает в озноб,
то с размаха бросит в жар,
но, не будь её, давно б
сам за нею побежал…

…за высокою стеной,
в чужедальней стороне,
эта музыка со мной,
эта музыка – во мне…

Стихи?!
Они приходят сами
И не тогда, когда зовут!!
Задуют южными ветрами
и сон тревожный оборвут.
Приходят
просто, странно, трудно.
Чужие и почти родня.
Приходят
все слова под утро,
в который раз
переменя…

Лучатся,
дразнятся,
смеются,
над «покорителем стихий»…
и всё ж не тают,
остаются
cо мной рассветные стихи…

За дорогами дальними
затерялась Вселенная.
Лишь под утро растаяла,
расплескалась беда.
Был закат ожиданием,
стал рассвет исцелением.
Смолкли злые литавры
и запела вода…
Пела голосом грозным,
громовым и раскатистым.
Море пело. От радости.
Море пело о том,
как упругие волны
разбивались о скалы
и осколками радуги
становились потом.
И взлетало,
и падало
солнце в море зелёное.
Угасающий шторм
рокотал вдалеке.
А по берегу —
парами —
пробегали влюблённые,
заплетая цепочки
следов на песке…
Было море бессонное.
Было небо бездонное.
Песня в брызгах рождалась
и взлетала в зенит.
Эта песня
за сотни
километров от дома,
в снежных северных далях
в моих окнах звенит.

Найди слова попроще,
мелодию поймай.
В берёзовую рощу
впусти зелёный май.

Созвучий звонких ворох
бери, в венок сплетай
и сладкий стон, и шорох,
и гомон птичьих стай.

На гребнях рифм качая,
по кромкам строк ведя,
клади строфу печали
на музыку дождя.

На храмовую площадь
за слогом не ходи!
Найди слова попроще,
пожалуйста, найди!

Найди, чтоб звонче пелось,
чтоб долго не спалось,
черёмухой кипелось,
рассветом разлилось…

Сухи, бесстрастны, голы
слова, но… не спеши,
переложи глаголы
на музыку души.

В предсердии заноет,
запляшет чёрт в крови,
переводи земное
на музыку любви…

…а утро пораженья
расплатой за грехи
приговорит к сожженью
рождённые стихи…

Был вальс несмелый в школьном зальчике.
Луна. Рассвет. Прибой. Глициния.
Мы были девочки и мальчики,
а нынче – скептики да циники…

Мы были девочки и мальчики,
горели щёки от смущения,
весна сплетала наши пальчики.
За что теперь просить прощения?

Всё было, дружба и предательство —
мы вовсе не ходили в избранных!
Стихи не слали по издательствам,
писали в стол, а пели – Визбора.

Мы были умники и умницы!
Вокруг цвело, искрилось, множилось…
Жила любовь на нашей улице,
но обтрепалась да скукожилась…

Какое странное явление:
мы подбираем крохи истово,
своё теряем Удивление
и тратим век на поиск Истины…

Найдём, покажется… Надень очки,
и зеркалу не стоит хмуриться!
Там те же – мальчики и девочки,
там те же – умники и умницы…

Немного только постаревшие…