Ольга Карклин - Янтарная шкатулка. Стихи

Я вхожу в этот сад,
Я отражаюсь в своих же зрачках,
В этом саду дверей не счесть,
И в каждой – мы.

Как ты бежишь по воде!
Блещут колени лососем.
Многие любят их блеск.
Я же люблю лишь любовь.

Ноги песок не тревожат —
Бегут в ритм прибоя по волнам,
Руки – в той мере лишь руки,
Что легче, чем крылья.
Но колокол бьётся в груди, и только бегущий
Знает всю тяжесть летящего колокольного бега.

Ты бежишь – и это самое трудное,
Что пришлось тебе делать —
Между морем и дюнами, между морем и небом,
Ты бежишь высоко поднимая колени и руки,
И это – полет.

Бег – это трудно – отрываясь – не улететь,
Это, входя в плоть песка, не увязнуть,
Нарушив полет.
Бег – это радугу весело взбив, свысока
Смотреть на сделанное тобой
И не сделанное тобой.

Яблоки и виноград!
Покой вошёл в мою душу.
Вкус солнца на гребне песчаных гор,
Шум воды, смешанный со слабым запахом трав
В полынной горечи.
Раздвинуть губы и, влажным языком
Проведя по холодным зубам,
Улыбнуться тому,
Как переполнен желаньями мир
В этом вечере яблок и винограда.

Вынимая по зёрнышку, как гранат, из слуха,
Выжимая красную, как из вен, жидкость,
Пригубив немного пурпурной влаги,
Отворяю слух для твоей отчизны —
Где отары, горы, виноград, сокол,
Где отравлены зрачки гневом и любовью,
Где младенцы – нАги, где солнце – колокол
Звонит по кому придётся.
Не удержат руки пурпурной влаги.
Не надышится грудь ароматом лёгким.
Но с усмешкой мастер цветка коснётся —
Задрожит Вселенная лепестками яблонь.

У женщин ресницы опущены-
Дрожат стрельчАтые лучики,
Глаза смотрят долу.
Душа видит горы.
Идут друг за другом веками —
Матери, дочери, сестры —
Святые водоносы,
Носительницы жизни.

У жемчужин особые ночи-
Сквозь пространство раковины
Слушать пульс сердца,
Жемчуга робкое пение.
Это море поет о времени
И, еще нежнее, о вере.

Тусклая жемчужина в ладони тает.
Раскрывается истина, светится в тайне.
И молчит – кто знает,
И – кто знает?
Может это – самое главное.

Тихим туманом долина светится.
В горах сияет белая лестница
В небо.

Это знание жемчуга,
Сакральное пение,
Звучащее в раковине
В священном молчании.
Это знание женщины,
Ее тайна:
Взгляд опущен долу,
Глаза смотрят в горы.

В мягком тумане знойного дня
Испаряется озеро как чай в чашке,
И улетает на солнце, сверкая флагами яхт,
И отзывается криками городских чаек.
И догоняет порывами листьев вверх,
И прибой деревьев пульсирует этому в такт,
И асфальт, как черный сапожный крем
Тает и плавится, вязок так.
А крыши оползают смолой,
И свыше опознает Некто,
Что слово – любимый, любящий, любовь —
Не земного происхождения, а летнего.
И что застывает солнце как соль,
И мёдом пахнут ларьки с мороженным,
И то, что ещё вчера казалось столь
Безнадёжным,
Сегодня абсолютно возможно.

Я от жизни ничего не жду.
Солнце нагревает песок.
Обморочный летний зной
Чем-то зимним холодит висок.
Бренность мира, счастья и любви,
Бренность знанья, тела и ума,
Есть какая-то загадка в сне дня —
Солнце – дневная звезда – в пыли.
И какое мне дело, что
Тяжело жухнет сирень и зной?
Задевая о ветки гудит шмель, но
Какое мне дело до нас с тобой?
Белое солнце сушит желтый песок,
Алое небо из-под век – ожег —
Нежно-зелёный воздух…
И на вопрос, – Что есть человек?
Я отвечу другим вопросом:
– А что есть его голос?

Сны о лете.
Запах солнца и земляники.
Слишком красиво, чтобы быть правдой.
Время, напоённое смуглым солнцем,
Фиолетовый край неба.
Ужас ожога —
Что же станется с этой землёй?
Определить по голосу птицу —
Невозможное дело.
Просто птица.
Да вряд ли.
Эта птица.
Такая птица.
Такая тАковость.
Нет здесь ни хорошего, ни плохого —
Просто есть.
Смуглые ноги людей, отбрасывающие голубые тени,
Солнце в небольшое окно, луч по полу,
Фрукты на столе, деревянные стулья,
Библия в кожаном переплёте,
Лёгкий сквозняк колышет светлые шторы.
Если б можно было определить вечность,
Я бы определила её именно так —
Сны о лете.

Так уж если дождь – так дождь —
Выйди под ливень – под молнии молчаливые,
Под раскаты грома – такого!
Молочные реки – пенные берега —
Ступи на эти пузыри – пока до нитки
Не вымокнешь,
Пока не станешь дождём.
Но не станешь дождём —
Коротка летняя гроза.

Эти детские сны ли
Плыли, плыли и кутались рядом —
В капли тумана, водоросли, морские
Волны, радуги у изголовья, дельфинные
Игры, и одинокие посещения храма…
Этим снам было нужно одно – проявиться,
Выйти из лабиринта в темнОтах сознанья —
Облаком лёгких шаров, ворохом листьев,
Образом бездны
В глубинном морском ликованье.
Этим снам было нужно совсем немного вниманья,
Переживанья мгновенья
Детской премудрой верой,
Так Августин поражается чуду сознанья —
Так августом яблоко поражается ветром.

Так цифры никогда не знают своё число.
Так отражение не видит двойника, а применимо
К нам – так принесло
И выбросило в жизнь, как океан – лениво
Песок.
Блеск солнца – обожгло
И ослепило светом.
Так линия не знает о предмете.
Так ровно ничего предмет не знает
О сущности своей.
Так отвечает
Удару сердца полдень.
Так ничего не знать о том, что происходит.
Не видеть своего существованья.
Так отвечать молчаньем на молчанье.
Сходить с ума – как бы сходить со сцены —
Не путать больше храм и бархат с целью —
Уйти Домой и позабыть о Саде.
Предпочитая тяжесть виноградин
В ладони —
Тяжести самой ладони,
Уйти в полдневный, ровный шёпот моря,
В медовый вкус оставшейся свободы,
В зеркальный выход солнечного свода.
Но —
У музыкантов больше нет лиц.
И
Музыка лишена хозяев.
Вновь
Подходит к концу Великий Бриз —
Начиная все
Заново.

Так я бегу – или ты бежишь от меня
В свете этих порталов, в кварталах дня?
Или этот стук календарных плит —