Владимир Сеницкий - По крупицам

Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

© В. Сеницкий, 2014

© ООО «Написано пером», 2014

Вот человек.

Глух и нем.

Но при нём

скрытая искони искренность.

А у меня же

есть свой ход конём —

Исповедь.

Каждому свой конь прописан в роду.

Я за того,

кто тут первым прискачет,

но обернётся,

хотя б на ходу,

из уваженья к заезженной кляче.

Конь-победитель! Постой!

Не пируй!

Малость побудь с молчаливой старушкой.

Исповедь-книжка,

терпенье даруй.

Конь-чемпион!

Побеждённых послушай.

1979 г..

Грусти нет. Побелённый зимою,

я, как клюква, краснею лицом,

глажу землю, кручу с землёю

бигуди

и сбиваю в ком.

И кидаюсь снежками в усталость.

И усталость бежит от меня..

А вчера мне ещё казалось,

что усталость – сестра моя.

Белоснежной улыбкой покрыты

все деревья.

В серёдке зимы

за наш мир, светлой вязью свитый,

головой отвечаем мы.

Смейся солнышком красным, родная!

Белым снегом и я просмеюсь.

… А вчера мне казалось:

таю,

себе в спутницы выбрав грусть…

1975 г.

Бьётся сердце

в чужом

ритме,

как перебойная

аритмия.

Лезут в строфы чужие рифмы:

ознакомлено с ними полмира.

Одиночество.

Одиночество!

Неужели его я поборник?

Или сбылось чьё-то пророчество,

что рожусь я чуть раньше, чем вторник?

Ведь ходил

в расстёгнутой рубахе

среди юных, как я, футболистов.

Никогда не преследовал в страхе

гордых лыжников– эгоистов.

Но ни старых друзей,

ни новых…

Приобрёл – только вновь ушедших.

От весенних листьев кленовых

шелест слышен прохожих леших.

И сижу один, замурован

в четырёх стенах.

(Как мне тесно!)

Одиночеством командирован,

словно дедушка, в книжное детство.

И только

распахнута

форточка

для возможных

ветров

розы

иль

для гола юного форварда,

разбивающего мячом

стёкла прозы!

1976 г.

Рисунок по памяти.

Сотня в час.

Ах, час неровен,

и сыграем прямо к богу.

Я судьбой командирован

в эту дальнюю дорогу.

Мы в «уазике»

и в робах,

выглядя зелёной точкой, —

по навеянным сугробам

словно

по воздушным

кочкам.

Снег стучится без предела

в боковые стёкла звонко.

Он такое понаделал,

что – не видно горизонта.

Тонкой нитью

только видим

вихрь

с вихрами тихой вербы,

по дороге, вроде, едем,

а по-моему, —

по небу!

Нам «ау» кидает эхо,

отражаясь, как «уа» —

вжик!

И совсем не ради смеха

самолётик наш – «уазик»!

…И – вперёд!

Оставив где-то

эхо с поднятой рукою,

мы летим

по белу

свету

с малой скоростью такою.

Вдоль России

светло-синей,

где грозу сменили грёзы,

все в снегу

висят

осины,

и возносятся

берёзы.

Облака в корнях их стынут.

Мы – летим!

… Стоят отлого,

в память занося картину,

люди,

небо,

снег,

дорога…

1977 г.

г. Свердловску.

… Последний раз … по волосам…

и, засыпая,

любви полёт невольно нам

оставит память.

Разбудит утром телефон,

попросит просто.

Такая рань! Зажги плафон.

Исполним просьбу.

Мы расстаёмся – это факт:

мой поезд в десять.

Жаль, был вчера подписан акт!

Не через месяц!

… Уходишь звонким каблучком,

походкой гордой.

Я расстаюсь с твоим лицом,

неверный город.

Ещё прощания на час.

И одиноким

бегу смотреть в последний раз

(мелькают ноги)

твоих творцов дворцы с торцов,

домов фасады.

Вокзал замкнёт мой бег в кольцо.

Мне так досадно.

Прохожий друг, остановись,

хочу запомнить…

Но сам бегу куда-то вниз,

в тоннель, мне поздно.

Проверил поезд тормоза.

Привет, подножка!

Пусть семафоровы глаза

промоет дождик.

Мы эту боль себе простим.

Разложим полку.

Печаль развеется, как дым…

И что в ней толку?

1978 г.

Когда обломали вам крылья,

когда посягнули на стать,

собравши в кулак все усилья,

вы вновь

научились

летать.

И вы обрели этот опыт.

Вас будут – опять и опять…

Сил чёрных прилипшую копоть

счищая,

взойдите

светать.

Как Солнце, пытайтесь вы сами

сиять и светить на луга.

А те синяки под глазами —

лишь

синих вершин

облака!

С горы вы смотрели на реку,

и там подглядели,

как мать

столкнула детёныша:

беркут-малыш

научился

летать!

Нужна мне высокая проба,

червлёно – багряная страсть:

поскольку

враги меня – в пропасть,

а я —

научился

летать!

1979 г.

Я хотел тебя воспеть,

в этих сроках,

только в них

я желал тебя посметь,

в приземлённых… не земных!

И устами зашепча,

но не трогая рукой,

я тебя не сгоряча

задевал своей строкой.

Тень свечи.

Погасла спесь.

Мы сошлись.

Прошли года.

Я хочу тебя воспеть.

Не воспеть мне.

Никогда.

Я хотел тебя воспеть

в этих сроках:

только в них

я хотел тебя посметь,

в неразумных,

но земных.

За окном бы снег валил

и стучала бы капель.

Я б тебя одну любил

и не на словах

воспел.

Я хотел бы растянуть

мной придуманную блажь.

Чувств на деле – не стянуть.

Я таких не знаю краж.

Я хотел бы на руках

унести тебя от бед!

Но останется в веках

лишь словесный

твой портрет.

Можно в летаргию впасть…

О! Невзятый мной «редут»

неумеющего красть

в той стране,

где все крадут.

1979 г.

Поражения творца.

В них нужды нет.

Но победы без конца

не нужны мне.

Путь тернист, всегда тернист,

даже если

на свету, а не в тени

ваши песни.

Поражения творца —

наважденье,

но победы без конца —

пораженье.

Пусть уверенность сильна —

не всесильна:

в ней умеренность нужна

и мессии.

Ты всходил на пьедестал

многократно.

Чемпион! Твой пот не стал

сладковатым?

Ты победу не предал

после боя?

Тем, кого ты побеждал,

было больно.

У побед – авторитет.

Нощно, денно

ты неси свой пиетет

к побежденным.

Все победы – как одна,

даже если

много песен, то она —

одна песня.

1979 г.

Тишь, гладь…

Нет благодати перезвона.