Владимир Романовский - Сказ о Бове и змее ужасном, рычащем дико и огнь испускающем, глазы выпятив

Не за морем, не за кручей,
Не за пролесью дремучей,
Не в Париже, не в Крыму —
В средней свежести дому
У Днепра, не у Тунгуски,
На Андреевском на Спуске
Жил да был себе Бова.

По утру зевал сперва,
После справно чистил зубы,
Чай пивал, потом негрубо
Домработницу будил
И на службу уходил.

От начальства не скрывался,
Но упорствовать стеснялся,
И за день указов пять
Соглашался выполнять.
И, засевши за делами,
Ничего не делал днями
Кроме всякой ерунды.
(Чтобы не было беды).

Опосля в кабак заходит,
С медом, брагой дружбу водит
До темна, а там домой.

Только как-то в день худой,
Одолев два кубка бражных,
По Крещатику отважно
Пешешествовал Бова,
Видит – вроде голова
Молодой красивой дамы,
Не изящной, но упрямой,
Из окна себе торчит,
На Бову, смеясь, глядит.

Говорит Бова учтиво —
«Вы, дивчина, просто диво,
Но, к примеру, для чего
Вам в окне торчать? Кого
Нужно вам, скажите честно!
А смеяться неуместно,
Потому я в вас влюблен».

И, отвесивши поклон,
Ждет Бова, как неимущий,
Но смеется дама пуще,
Ничего не говорит,
Головой в окно торчит,
А потом вдруг исчезает
И окошко прикрывает.

Осерчав, Бова шагнул,
Сапогом калитку пнул,
В дверь стучит, мол, отворяйте
И насмешницу подайте
На расправу. Ежли ж нет —
Дом сожгу. Тогда брюнет
При усах, пере и шпаге
Открывает дверь бедняге,
Говоря – «Чего шумишь?
Здесь, Бовище, не Париж
Где не писаны законы,
Мы – не потные Бурбоны,
Ты же, морда, не Дантон.
Не побрезгуй выйти вон».

«Да куда же мне податься?
Надо ж было мне влюбляться!
Ты скажи мне что ж она —
Немчура али чухна?
Волос черен, бровь орлина,
Губы алы у дивчины,
Нос прямой и лоб прямой.
Из страны-то вы какой?
Ухи плоски, пальцы узки —
С Темзы вы али с Тунгуски?»

Говорит ему брюнет,
«Вот тебе, Бова, совет.
Ты иди, дурак мордатый,
Ко Владимиру в палаты,
Потому как, верь не верь —
Дипломата это дщерь.
Как бы ни было печально,
Дело – интернацьонально.
Итальянских дочерей
Выдают лишь за князей.
Но, случись об этом разе
В виде письменном от князя
Просьба – может и сойдет,
Дуракам всегда везет».

Делать нечего. Бовятко
Рысью дунул без оглядки
Прямо к князю во дворец.
Постучался у крылец.
Оробел, и бдит, стесняясь.

Тут, надменно улыбаясь,
Три суровых молодца
Прибывают, и с крыльца
Челобитника спускают
Пузом вниз. И продолжают
Остроумный разговор.

Не стерпел Бова. «В упор
Вас не вижу!» сообщает
И булыжник подымает.

Тут Алеша говорит —
«Ты чего тут, неофит,
Разгораешься не в меру
И перечишь офицеру?
Али недуг в голове
Приключился?» Тут к Бове
Свет-Добрынюшко с Ильею
Повернулись. И все трое
Ждут ответа. А Бова
Им глаголет, «Вы б сперва
Разобрались бы толково,
Ироды! Ну, право слово,
Ко дворцу не подойти,
До порога не взойти,
Наседают всем отрядом.
Ко Владимиру мне надо,
Дело важное решить!
Не угодно ли впустить?»

Говорит Добрыня тихо,
«Ты, Бова, глаголешь лихо
Не подумавши. Как раз
Пир горою был у нас
Вечерком. Ужель не ясно
Что неприбрано ужасно,
Стол, объедки, всюду грязь
И невежество. А князь
Смердов видеть не желает,
В дезабилье пребывает
И баварское зане
Потребляет в тишине.»

«Я б тихонько.» Ухмыльнулись
Воины. Переглянулись,
И, смущенья не тая,
Говорит Бове Илья —
«Ладно. Встань-ка на крылечко.
Коль замолвить там словечко
Обещаешь – змей с тобой,
Проходи». «А толк какой?»
«Толк?» Пожал Илья плечами.
«Толк такой, что было с нами
Приключение вчера.
Не прогнали б со двора.
В соответствии с уставом
Святополка с Ярославом
Разнимали мы, и вот
Святополк теперь живет
Как в тумане, и не знает
Чей он отпрыск, и хромает
Левой задней Ярослав.
Зная папы гордый нрав,
Неспокойны мы. Короче,
Не покажемся на очи
Коль не будем наперед
Знать, что кесарь не прибьет,
Дыбной плетью не погладит,
И в темницу не посадит.

Ну, согласен?» «В самый раз».
И богАтыри тотчас
Руку честную пожали,
Для порядку обыскали,
Обусловились дружить
И велели проходить.

А в хоромах было грязно
И для глазу безобразно,
Скатерть в пятнах, пол немыт,
Утварь сальная стоит,
Битый милкер, грязный кример.

Говорит Бове Владимир —
«Что уставился, дурак?
Ты купчина, али как?
Пива немцы обещали,
Но доселе не прислали,
И кончается запас».

Тут Бовятко без прикрас
С нетерпенья дрожью в теле
Доложил ему о деле.
А Владимир, помолчав
И глазами поискав
Чем бы стукнуть по мордасам
Дурака, тоскливым басом
Так глаголет не шутя —
«Знать, вчерашнее учтя,
Испужались горлохваты,
И впустили мне Бовяту
Обстановку уточнить.
Вот что, дурень, так и быть
Напишу тебе записку
Для послов для италийских,
Но не вдруг. И то сказать —
Милость службой добывать
Есть традиция и право».

И, прищурившись лукаво,
Говорит Владимир – «Три
Мне деянья сотвори.
Недалече, за Подолом,
Есть лесок, и, частоколом
Огорожена, стоит
В нем избушка. Свет горит
За окном, и ножки курьи
Снизу. В общем – бескультурье.
Два замка торчат в двери,
И Яга живет внутри.
Той Ягой с седьмого сроку
Мне не плачено оброку,
Ты оброк с нее спроси
И сюда его неси.
Дальше лесом двигай ноги,
Там, у харьковской дороги,
Во пещере змей живет
И смущает мне народ.
Глазы выпятив, звереет!
Все кругом горит и тлеет
От дыхания его.
И рычит, не без того.
Вдень в ошейник мне змеюку
И тащи его на муку
Перед княжеским дворцом.
Сможешь – быть ей под венцом,
Дуре этакой, с тобою,
А не сможешь – так, не скрою,
Как ни жалко будет мне,
По откормленной спине
По твоей пройдемся плетью.
Все, иди».
«А как же третье
Мне деянье?»
«Точно, брат.
Позабыл я. Виноват.
Что ж, найдется ежли время —
Тут баварцы, вражье семя,
(Вариант для детей – Тут баварцы, вражье племя)
Жнут ячмень и варят смесь.
Прикупи бочонков шесть».