Марина Семченко - Дай времени дорогу

Пока всё очень по-январски:
автобус в облаке – как в шубе,
и плед, и крепкая заварка,
мои обветренные губы…

Но что-то все же происходит!
Я просыпаюсь на рассвете —
не в темноте, а на восходе —
и рада пробужденьям этим.

Подруга пишет: «Я влюбилась!»
А на снегу видны помарки:
зима ошиблась – торопилась….
И кот вчера скучал по марту.

Мурлычет море ласковым котом,
теребит берег лапкою прибоя:
– Не уезжай, не улетай!.. Потом,
в своей зиме, поговорю с тобою

о том, что пенный плеск твой снится мне
(не зря отец назвал меня Мариной —
он, видно, напророчил), и во сне
я не лечу – плыву; что так наивно

на лепестках тропических цветов
гадать на исполнение желаний,
а я гадала… Ты ответишь, что
дождешься снова. Разберусь с делами,

отдам долги, взгляну на календарь —
пора, пора! Макну в солонку палец —
лизну, чтоб легче вымечтать январь
и солнца по волнам веселый танец…

А старый год всё не кончается….
И ёжится под ветром старый сад,
и день по-прежнему так короток,
и не подводится никак итог,
и объяснения пока длинны,
и главные слова не сказаны,
и всё никак не сходит тень с лица,
и ёлка грустно осыпается….

Сварю себе кофе с коричною пенкой,
полью на окошке свой маленький садик —
и вступит в права новый день постепенно.
Работу свою не спеша солнце ладит:

проходится кистью по свежим полянам,
ласкает сережки деревьев весенних —
чтоб листьями брызнули. И окаянной
зимы чтоб – ни снега, ни следа, ни тени…

С утра еще настужено,
но уж примерил кружево
сугроб, кусты укутавший, —
пока наметил, не пришил,
но воробьев собрание
решило всё заранее,
оно достигло кворума —
и кот совсем сошел с ума:
азартно припадает ниц,
в окошко слыша столько птиц.
Февраль трусливо пятится,
и до весны две пятницы…

Ход времени так мягок, так не слышен —
Но в тишине его уютной не до сна:
Порывом ветра пробежит по крышам
Последний вечер февраля. За ним – ВЕСНА

По горло город утонул в снегу —
застыл на старте
весны. А я постичь всё не могу
причуды марта.

Всё по сезону: и прозрачный сон,
и жизнь азартна —
а день вдруг колким ветром уязвлен.
Обида марта!

Но замышляют уж стрижи прилет…
Примета фарта:
лимон на подоконнике цветет —
Улыбка марта!

…И вплыл-вкатился рыжий апельсин
из рук твоих в мои – так солнце
вплывает из-за рам, из-за гардин
в окно с утра. И клонится

тюльпан, не в силах удержать венца,
раскрыв доверчиво мне сердце…
И эта упоительна ленца,
и выходной… И верится

в волшебно-тихий город для двоих,
в то, что весна придет пораньше…
И светит апельсин из рук твоих
фонариком оранжевым…

Лужа хрустнула стеклом,
увлекая в стойкий минус…
Ваше время истекло,
ваша зимняя немилость!

Почему опять поник
день под сизых туч печатью?
Опускаю воротник,
в сумку комкаю перчатки,

пробку резко крутанув,
салютую минералкой
мёрзло-серым веткам-палкам
(всё не оживают, жалко!):
милые мои, а вам как?
Ждете, как и я, весну?

Снова вдруг снежно,
а хочется – нежно,
а хочется – южно,
но мечется вьюжно
поземка по городу,
и тает за воротом,
пугается лужица…
Но девочка кружится:
круги карусельные
по снегу – веселье ей,
сорока хохочет…
И где-то за ночью,
седой как зимою,
я окна помою…
И станет цветочно!
Всё сбудется точно.

Мой друг, мой нежный … Вновь ты у весны на фоне —
взорвался диссонансом, ролью уязвлен…
А я играю тихо на сосулек ксилофоне,
на тающие ноты рассыпая легкий звон.

Ты знаешь, друг далекий-близкий, мне привычно
порой не слышать метроном календарей —
поверив в то, что вдруг вареньем земляничным,
поддразнивая и маня, пахнУл апрель…

Ну, до чего ж оно не кстати!
Тепло, пушится одуванчик —
а мне часы придется тратить
на чай, таблетки и диванчик,

сражаться с болью головною,
опять с бессонницей мириться,
терпеть вопросы «что со мною»
и выражение на лицах —

«по случаю». А рядом где-то
щебечут дети, тополь, птицы —
и это лучший шум на свете.
А может, этим полечиться?

Гроза – как по нотам:
сначала – гавотом,
затейливым танцем,
что барышням нравится.
Потом – раз-и, два-и —
в дожде развивая
сомнения тему,
ломая систему
ритмических знаков…
Как быстро, однако,
разбилось крещендо…
Мы примем крещенье
июньского ливня,
подставив наивно
под струи и звуки
и лица, и руки,
и, радуясь пьяно,
– пиано, пиано…

Под липами липко, под липами сладко…
Срываешь соцветие (будущим медом
уж дразнит пушистое нежно) – украдкой
вдохнешь обещание… С праздным народом

(младенцы глядят как с полотен Да Винчи,
течет эскимо по родительским пальцам)
знакомой аллеей в поток общий ввинчен,
идешь беззаботно, и может так статься,

что встретишься с детством (своим – а не чьим-то):
мелькнет меж стволов белый бантик подружки,
в киоске – запретная булка с начинкой
(рассердится мама: готовится ужин),

на лавочке – нотная папка и скрипка
(урок музыкальный опять под угрозой!)…
Под липами сладко, под липами липко…
И дышишь стихами (хоть думаешь прозой)…