Петр Баранов - Избранное

Я так устал, не сплю
Наверно день четвёртый.
Сейчас допьём вино
И я свалюсь, как мёртвый.

Свидания с тобой
Придётся нам урезать.
Но снова приходи,
Когда я стану Крезом.

Когда я не знал о причинах дня
И ходил в траве босиком
Все называли ребёнком меня
И никто не считал дураком.

Я прочёл сотню книг – верь не верь,
Я отпустил усы,
Я был уверен, что вот теперь
Всем я утёр носы.

И я умею прикуривать от огня
И пользоваться молотком.
Никто не считает ребёнком меня.
Но многие – дураком.

Я шёл на встречу около восьми,
Земля вращалась вкруг своей оси —
Вокруг меня. От моего дыхания
Гудели и раскачивались здания.

Я позвонил – услышал тишину.
Я закурил и проглотил слюну.
Толпа людей, гонимая пожаром,
По мне промчалась. Я был тротуаром.

Я пил из горла, изогнувши выю,
Шагаю прямо – улицы кривые,
Я – Геркулес, шарахаются люди.
Что ни случись – меня уж не убудет.

В теченье дня я был Герой и Порох.
Потом – Подонок. Был морально порот.
И только сын, проснувшийся от храпа,
Сказал: «Але, нельзя ль потише, Папа!»

Там, где бродит индейское лето,
Задевая троллейбус пером,
И листва на асфальте монетном
Отливает к утру серебром,
Там, где волны и водовороты
Размывают творения рук,
Я прогуливался до Охты,
От Московского делая круг.

Чтил шагами твою топонимику,
Запахнувшись джинсой, как в бушлат,
И гранитную впитывал мимику,
Колоннадой Казанского сжат.
И, обучен колодезным эхом,
Лифт на верхних не ждал этажах,
А бросался в проёмы с разбега,
Тень любимой ловя в виражах.

Пара дней, пять ночей – ненаглядная осень
Всё стучит в моё сердце, как в мешочке молочные зубы.
Может быть мы по Невскому вновь поматросим,
Под влюблённых закосим и снова упрячемся в шубы.

Чем я занят сейчас? Разрезаю столовым ножом
Две странички почившего в бозе поэта.
Слушаю фортепиано.
Немыслимым тиражом
Выпускает листву типография позднего лета.