Василий Мелешко-Адамсон - Интим

Прикоснулась ты
к моей руке,
Смело к себе
прижала.
Плыть ли мне
с тобой,
В одной реке,
Как же долго ты,
Меня искала!
Для чего же эти
Наташи Ростовы,
Для чего
– Анны Каренины!
Кто придумал этот,
Мир суровый?
И когда я стану,
Твоей тенью?
Перегрызть бы
За тебя – глотку,
Охранять бы
Твой сон – сладкий,
Бесконечно
Целовал бы
Тебя – в губы,
Ах, до чего же,
Этот миг – краткий!

Ты только дождинка в руках у божествА,
Но можешь засверкать, как бриллиант,
Все дело в том, что так устроены художества,
Найти и в черном цвете, оттенка, очень светлый вариант,
Можно, если постараться – вот такое тождество.
Ты всего лишь капля в глубинах океана,
Мировой культуры, мой живописный сад,
Аквамаринное,
Но из сердец любовь, как излучение урана,
Радиоактивное,
Для всех, ты так умеешь, но ты не водопад.
Ты только песчинка, что сыплется сквозь пальцы,
Из моей ладони, в тишине, при ярком солнце,
Всех твоих блистательных побед и ослепительных наград.

Сова надо мной пролетела,
Буквально в метре одном,
Ты отвечать не хотела,
Когда я покинул твой дом.
И перья её разглядел я,
И ужаснулся размерам,
Огромные когти, как стрелы,
И сильные лапы из тела.
А крылья – такие большие,
Затмили весь небосклон,
И перышки – черным на белом,
Пестрели на грудке с хвостом.
Ты мудрые письма писала,
И серые тучи темнели,
Вопросы оставь на потом,
Слова твои снова и снова,
Искал, перечитывал еле,
Души, раздирающий стон.
И если всё не случайно,
И перышки пусть серебром,
Давай упиваться слогом,
Тебя уверяю, жизнь – сон,
Разметаются счастья мгновенья,
Пройдет еще один год,
Соберутся осколки забвения,
И окажется чист небосвод.

Имя твое несравненно,
Фамилия самая вкусная,
И в стиле японцев стихи совершенны,
По группе звучала речь устная!
В той группе, где все мы старались,
Общались, творили, смеялись!
В той группе и мысли остались,
Второго иль первого курса,
Счастливее не было дней,
С тех пор у Марины и мысли моей.
У Марины может и были,
Туз червовый останется встиле.
Энри Юрьевич мне сказал:
– В косноязычии ты вассал!
На лекции по искусствоведению,
А я терпел и смотрел энциклопедию.
Руссо и Матисс во мне загорался,
Когда слайдами его восхищался!
Но помню Маринину дачу,
И как танцевал с ней Андрей,
Нифонтов! и Токарев был там
В придачу,
В футбол поиграли – бесились,
Что зеркало в раме разбилось…
Потом, назад, электричкой,
Я, в город, с Анютой Бреньковой,
А может, мне всё это снилось,
Как сидя в вагоне – Анне,
Показывал фокус новый,
В коробке – с исчезнувшей спичкой.
Но не забыть мне Марины,
Той доброй и чернобровой,
И может быть с той же привычкой,
В кармане, с дамой пиковой,
Танца сюрр симпатичный,
Когда мы увидимся снова?

Ты сказала, что не бывает идеала,
А я взывал: – Мы будем вместе,
Твой каждый ноготок ухожен,
И каждый волосок на своем месте.
Так ты обиделась и кудри растрепала:
– Мало ли, что я тебе сказала.
По извилистому треку моя машина мчала,
Во весь голос ты с трибуны мне кричала:
– Одной лишь победы – всегда будет мало!
И видел, и слышал я только тебя!
Vikтория ты, ты удача моя!
А жизни трасса дальше, вверх в горы завивала,
Там сердце мое, ты все истерзала,
И в воздухе, рядом, звезды витали,
Теплом разноцветным путь освещали,
А скалы изо льда и глубоких лощин,
Шептали мне с белых и острых вершин,
Лишь победы одной всегда будет мало,
Что нет идеала, да,
Нет идеала, ты так мне сказала.

Шалили дамские пальчики,
Обнимали и ласкали мальчика!
Что же будет теперь с ним – бедненьким,
Накрывайте поскорей стол обеденный!

Приносите икорку красную,
Да не порите вы сдуру – напраслину,
Лимонадик припрятан в холодильничке,
Не забудьте завести – будильничек!

Целовали, миловали Вы, сильного,