Ирина Нуар - Антология случайностей

Любима. Тобой.
Не ошиблась ни на миг, ни на йоту.
Весна наполняет город наших желаний.
Небесной водой
смывает границы возможного
Всё-Понимающий-Кто-то.

А много ли женщине надо?

«Любима тобой», —
произносится, словно слова оберега.
Коснёшься руки, и
от кончиков пальцев пульсирует счастье
/биеньем в висках/.

Вы мне не поверите – вы,
не познавшие—чуда—другие:
а женщине надо для счастья немного —
понять, что близка.

И уснуть у тебя на груди…
И забыть о понятии «время»…
Просто быть.
Легкой поступью дом наполняет в ночи тишина.
Ожиданье знобит,
но ему не в угоду счастливей теперь я —
словно шелковой нитью судьбы,
твоей нежностью оплетена.

Сокровенное… – ты…
И в глазах столько чувства, что я задыхаюсь
глубиной молчаливого «да».
Не сдержусь, обниму.
Не суди.

Нечто высшее —
так обретать, всю себя до конца отдавая,
и найти утешенье в тебе,
и уснуть у тебя на груди.

Если б ты знала, весна, если б только могла
/пусть на мгновенье/ почувствовать руки его —
властную силу и нежность мужского тепла.
Если б сумела постигнуть /однажды всего/
таинство взгляда. Я снова и снова тону
неумолимо, всерьёз.

Ты мне веришь, весна?

Жизни строка словно шла непременно к нему —
в светлое утро двоих /воплощение сна/.

Не передать, как становится сладко в груди:
росчерк дыхания – жаркой волной по виску.

Если б ты знала!

И лаской прольются стихи,
и волшебством каждый день —
жадных губ его вкус.

Она живет.
Она «устроена» иначе,
чем остальное в этом мире. Налегке
она пришла твоим дыханьем по щеке,
закономерность нашей встречи обозначив.
Она живет.
И не зависит от погоды,
от суеты людской, от брошенных камней;
не ропщет, а становится нежней
и преданнее… моде не в угоду.
Она не требует, в истерике не плачет,
лишь безусловно предлагает в дар себя.

Сердечных ритмов наших светлое дитя,
она – любовь.
Она «устроена» иначе.

В тебя мне окунуться —
в неповторимость серых глаз,
едва успев дотронуться на вдохе ли, на взлёте.
Терять себя внезапно и случайно снова в нас
на миг,
или на день,
или… /кто знает?/
В переплёте
оправданных желаний,
твоих красивых сильных рук
раскрыться, расцвести ещё —
доверчиво и смело,
познать /в который раз/ соединенность,
и к утру
забыться, повторяя силуэт мужского тела.

Твой вкус
немного терпкий, чуть с горчинкой, стойкий…
/Как моя вера в невозможное/.
Могла ли знать я,
что станешь ты необходим душе настолько?

Открыто сердце для тепла твоих объятий.

Твой вкус…
губами прихотям опять внимаю.
Могла ли догадаться о физической и острой
потребности тебя – в моей весне?

…Я таю,
в порыве нежности рукой терзая простынь…

Хочу с тобой…
Хочу и чаще, и реальней,
чем есть.
Сошлось всё на тебе тем самым светлым клином.
Твой вкус —
желанный /приоткрою эту тайну/,
немного терпкий, чуть с горчинкой и любимый.

Я себе обещала, что не буду писать слово «было»
ни в тетради с пометкой «тебе»,
ни в стихах,
ни в душе.
И которые сутки неподвластная разуму сила
не дает мне сойти,
держит здесь, на шальном вираже.

Я пытаюсь…
Проснуться б с утра так, как будто родиться:
первый день – чистый лист,
и дорога приятно легка.
Но, сметая с пути моего чьи-то встречные лица,
ты —
в сегодня, в сейчас до ужасной ломоты в висках.

Не забыть, не оставить,
словно связаны, есть, в настоящем.
Рук немой переплёт /сны исправно являют тебя/.
Или ты у меня, или я – некий душеприказчик.
Как мне в ноль превратить наше «мы»?
Только сердце дробя?

Как исчезнуть заставить ту,
что щедро дала эти крылья?
И законно ли – так
/дар Небесный/ топорно, с плеча?
Знаешь, это Она —
неразрывна, светла и всесильна.
Ещё дышит, жива.
Ещё теплится встречи свеча.

Счастлива, что ты есть —
шальным апрельским снегом,
жаждой полёта и ощущением неба,
стремительным и шумным «дыханием» метро,
завидной уместностью скупых мужских острот,
в восторженность детства нашим побегом,
эпистолярным трогательным женским бредом,
что в письмах к тебе,
возможно, где-то между строк.

Счастлива, что ты есть —
лаской во взгляде беглом,
в доверчивых ладонях – поцелуя следом
и десятками эскизов карандашных про…,
запахом волос твоих, тронутых «серебром»
и внезапно блуждающей по телу негой,
сном желанным, любви созидающим светом
и смелой верой в то,
что возможно всё… в свой срок.

Счастлива, что ты есть.

Господи,
дай ему силы пройти этот трудный отрезок,
не поступившись свободой жить по веленью души.
Ты проведи его через переплетенные дерзко
псевдо- и лже-аксиомы, сонма сомнений лишив.
Стань исцеляющим светом —
бальзамом для ноющих ссадин.
…Дорог он мне – бесконечно…

Вновь зажигаю свечу —
Господи,
дай ему веры, счастья обычного ради,
в шёпот сердечного стука о безусловности чувств.

Тепла…
так хочется тепла…
Внезапной лаской губ
украсть тебя у суеты недельных буден,
освободив банально от одежды
и вопросов лишних,
усталость снять
неробкою прелюдией прикосновений.
Скажи, ты «за»?
В ответ желание предательски «взовьётся»
пульсом взбудораженным в височной вене,
«исчезнет» время,
и станешь ты ещё податливо нежнее
от того, что непристойно безрассуден.

Я «пропаду»,
прижавшись,
обнаженная и откровенно жаждущая
не столько этой близости с тобой,
как той, что окрыляет
и добровольно подчиняет лишь одному.

Ты надо мною часто безраздельно властен.

Так хочется тепла, тебя.
А после душа твои плечи пахнут зеленью вербены
и тихим счастьем.
Быть может, вопреки кому – то,
может, и поссорившись с судьбой,
я каждым поцелуем «забираю твою боль».