Сергей Филатов - Свет отражённый. Стихотворения (сборник)

Что? – вслух изречённые мысли
Кого-то спасли от беды?..
И в спорах – рождение истин:
Извечных. Избитых. Седых…

Я соберусь. Но хлеба не возьму.
Мой пробил час. Но твой приход возможен.
Теперь, окрест, к приходу твоему, –
Мир угловат, пуглив и осторожен.

Ночные травы помнят и хранят,
Они молчат. И ты прими на веру:
Узнав меня, ты сам есть часть меня.
Меня простив, развей мой прах по ветру.

Забыв меня, ты больше и сильней,
Твой час пробьёт. Ночные травы помнят.
Они вернут всю память обо мне
В твою, для сборов выбранную, полночь.

Но, собираясь, хлеба не бери…

Над захолустной нищей грустью
Такая боль, такая высь
От этой беспросветно-русской,
От этой жуткой синевы!

Желать бы славы или смерти,
Вообще чего-нибудь желать…
Но есть ли в этом мире мера
Для уходящего тепла?

Искать во всём корыстной пользы –
Увольте!.. Будто лик святой
Чернеет Русь осенним полем,
Избой, иконою, крестом…

Спозаранку. С утра. Каждодённо. –
Вдоль по трассе сугробы стеной…
– Как дела?
А в ответ: – Не дождётесь!
Только поле да ветер хмельной.

Вот и снова в кювет залетели!..
Только всё нам с тобой нипочём,
Знаем мы эти вьюги-метели…
Взмах руки: – Да и хрен с ним, с плащом!

Да и хрен с ним! – С бураном. С морозом.
С жизнью нашей, до смеха дурной…
Коли уж невозможно тверёзым, –
Так и быть, разливай по одной.

А без юмора, Юра, каюк нам,
Как без водки нам, Юра, беда…
Вот и «кинули» нас с тобой, Юра,
Жаль, понять не успели – когда…

Опять народ толпится в храме
И ставит свечки, крестит лбы.
Опять трёхцветным стало знамя.
И в моде старые гербы.

И всё – как встарь. Кричат газеты,
Что скинуты большевики.
И люди эти так одеты,
Как будто вправду казаки.

Всё как бы встарь. Всё как бы… Кроме
Того, что нам не хватит мест.
И что-то слышится воронье
В зловещей этой кутерьме.

Вглядись! Вокруг одни осины.
И нет креста. И жжёт вина.
И, может, не было России…
Но как тоска по ней сильна!

Усталые глаза моей соседки
Сухи, не избалованы слезой.
К ней пьяный бог приходит в воскресенье
И пахнет потом, водкой и кирзой.

В её глазах усталых отражаясь,
Он рядом спит, вздыхая и сопя.
И тем невольно вызывает жалость
И выдаёт присутствие себя.

Наутро он уходит виновато
С похмельной и гудящей головой, –
Рыть на народных стройках котлованы
При помощи лопаты штыковой.

И каждый раз, споткнувшись в общих сенках,
Находит силы пару слов связать…
Соседка верит только в воскресенье,
И у неё усталые глаза.

Глядеть на весёлые цены,
В весенней теряться в толпе.
И слушать, как нищий у церквы
Грошовую ловит капель.

За все мои лучшие строки
Никто не подаст на винцо.
И всякий холуй перестройки
Мне сыто икает в лицо.

Кто платит, тот сам выбирает
Забавы по вкусу себе.
Шуты на свистульках играют:
«Вы жертвою пали в борьбе…»

Ручьям и воронам раздолье,
И радость народу, когда
Есть дамы с мужицкой ладонью
И возле пивной господа!..

И только во взрослом ребёнке
Нет трезвому места уму –
Зачем как дурак на гребёнке
Я не подыграл никому?..

Метёт позёмка с поволокой.
Темнеют лики на стене.
Наверно, ты теперь далёко
И, может, вспомнил обо мне.

В моих снегах уединённых
Покоя тоже нет душе –
Метёт. Тревожные знамёна
Встают на дальнем рубеже.

Опять на белых и на красных
Готова расколоться быль.
Сергей, мне страшно! Очень страшно –
Куда нас гонит ветр судьбы?!

Пишу, поскольку нету боле
Иной надежды на исход…
Пускай тебя в твоей юдоли
Хранит Господь!..

И коль случится, что навеки
Нам свидеться не суждено –
Твой чудный свет высокой веры
Да осенит моё окно!

В чаду вороньем, в чёрной пене ли
Шёл некий год. И гулы шли.
И нарастал закат империи
Багровой глыбою вдали.

И в некий час ударил колокол,
Раскалывая небеса.
И всё осыпалось осколками,
В которых август угасал.

И в злато, было уж зачахшее,
Тоской высокою вплелись
И благородство, и отчаянье…
И первый холод от земли.

И в грязи втоптанное чернию,
Вкусив смирения удел,
Звучало гордо отречение
Словами: «Верую в людей!»

Поэты пишут. Их читают.
Грозит пришествие Христа.
С деревьев листья облетают,
Как до́лжно листьям облетать.

И это есть. И это было.
И это явь. И это ложь.
Вот спекулянт торгует мылом
И держит свёрток под полой.

Картина осени глубокой:
Как сто, как двести лет назад.
«Спаси меня, моя работа!»
Кого спасать, зачем спасать?..

Вот человек идёт хромает.
А дальше улица пуста.
В стране закончится бумага
И будет не на чем писать.

Ещё в стране разрухи нету,
Ещё пока идёт грызня.
В стране закончатся поэты,
Но это будет без меня.

Листву срывает и уносит.
Пустеет скверик за углом.
Трамваи сетуют на осень
И громыхают тяжело.
Провинциал грустит по-бийски,
Осенней моросью прошит.
А в переулке, как грабитель,
С прохожих ветер рвёт плащи.

Но всё напрасно: глухо, плотно
Защищены остатки душ.
И всё на свете по талонам,
Как хлеб в 17-м году.

Ночь города в окно посеяна
С есенинской похмельной нежностью,
Раскинуто бельё постельное,
Как Русь безропотная, снежная.

Возможны ли другие ценники,
Когда и дверь разбойно взломана!..
И самые глухие циники
Лишь ухмыльнутся: – Нецелована!