Владимир Алябьев - Мгновение

И будем веселы, не злы
С улыбками на лицах ясных.
За наших козочек прекрасных
Давайте выпьем же… Козлы.

Вот мы стоим, соратники по партии,
На днях ушёл в подполье комитет.
Найдём места на малых предприятиях,
Коль в Институте нашем места нет.

ГКЧП – ты знамя и оружье,
ГКЧП нам светит, как звезда.
ГКЧП, ты нам как воздух нужен,
Ведь без него науке никуда.

Вот мы стоим, соратники по партии,
Мы свято верим в наш советский строй.
Сумели, как один, сюда собраться мы,
Чтобы пойти в последний смертный бой.

ГКЧП – гроза врагам проклятым,
ГКЧП – нам снится в каждом сне.
Ну а пока победа демократов,
И мы сидим в «Матросской тишине».

Вот мы стоим, соратники по партии,
И Полозков ведёт в атаку нас.
А ты, ты предал, гад, своих собратьев,
Трусливо бросил нас в тяжелый час.

ГКЧП – из закоулков памяти,
Тот призрак наш, что по Европе шёл.
А если вдруг кому-то он не нравится,
Всех отловить и посадить на кол.

Мы после Путча только крепче стали,
Наш час наступит, и наш день придёт.
Когда на штурм пошлёт товарищ Сталин,
И, Первый Маршал в бой нас поведёт.

ГКЧП – ты знамя и оружье,
ГКЧП нам светит, как звезда.
ГКЧП, ты нам как воздух нужен,
Ведь без него родной стране труба.

В преддверьи славной женской даты,
Вот здесь, сегодня, в этот час,
Мы здесь собрались как когда-то,
Чтоб от души поздравить вас.

Улыбки Ваши потускнели,
В конце туннеля света нет.
Зарплаты нищей еле-еле,
Хватает только на обед.

Клянёте власть со страшной силой
И вспоминаете застой.
В столовой вилки все стащили,
А цены там хоть волком вой.

Да, изменилось в жизни много,
Теперь есть мненье – снова пей.
Принес бутылку Зав. наш строгий
И огурец солёный к ней.

Примите поздравленья наши,
От тех, кто сед и от юнцов.
Мы так старались, вспомнить страшно,
Чтоб не ударить в грязь лицом.

Давайте выпьем, как когда-то,
За Вас прекрасных, милых дам.
Любви, здоровья и зарплаты,
Такой, чтобы хватило Вам.

Не стало больше Армии Советской,
Солдат он не солдат уже, как встарь.
Но женский день остался все же женским,
И красным цветом вписан в календарь.

Ряды редеют Ваши понемногу,
Кто дернул в бизнес, кто за океан.
В экстазе кто-то прислонился к богу,
Кому наука – крест и божий храм.

Как на войне Вы жили в этом зале,
Глотая жадно пищу у станка.
Но ни Гайдар, ни Ельцин Вас не взяли,
И надо Вам другого мужика.

Пишите письма Соросу, девчата,
Особо те, кому до тридцати.
Ему в своих Соединённых Штатах
Таких красавиц сроду не найти.

С тоскою вспоминая дни застоя,
Стальную кружку поднося к губам,
Вино хмельное, стоя, только стоя
Я пью за Вас, за наших милых дам.

Я люблю мою кобылку,
Потреплю ее за холку.
Расцелую пылко, пылко,
Расчешу ей гребнем чёлку.

Я люблю ей гладить холку,
У нее такая спинка.
Я погладил бы и попку,
Да боюсь, лягнёт кобылка.

Всё грустит моя лошадка
И овса совсем не просит.
Ведь живет она не сладко,
И трусов она не носит.

Но я люблю мою лошадку,
С ней я нежен, хоть и трудно.
Зацелую сладко, сладко
Я ее в тугие губы.

И пускай мне будет хуже,
Подойду я к ней вальяжно.
Затяну супонь потуже
И кнутом слегка поглажу.

Забинтую туго ноги,
Ленты заплету в косички.
И галопом по дороге,
Полечу я словно птичка.

Затяну я ей подпругу,
Будут скачки до упада.
Я люблю мою подругу,
Ведь лошадка, то, что надо.

Ну а ночью будет сниться,
Сон приятный и красивый.
Где степная кобылица
По степи летит игриво.

Как омерзительно бывает по утрам,
Колотит так, что не спасает грелка.
Шум в голове и тяжело ногам,
Стакан в руке трясется дрожью мелкой.

Давно уже пошел по докторам.
И люто ненавидя эскулапов,
Ложусь я снова на родной диван,
Квартиру оглашая сочным храпом.

Так незаметно юность пронеслась,
Что положил на бизнес и науку.
Тихонько пукаю, в сортире затаясь,
Читая прессу сквозь большую лупу.

Ногами шаркая и лысиной блестя
Сажусь я на горшок – счастливое мгновенье.
И вспоминаю молодость кряхтя,
От жизни получая наслажденье.

Промчалось детство, юность пролетела,
Закономерный впереди финал.
Жизнь прожил как-то робко и несмело,
Ни школы, ни ученья не создал.

Всю жизнь метался в муках и сомненьях,
Кто тебе враг, а кто надёжный друг.
И с богом не сложились отношенья,
Да и в людей исчезла вера вдруг.

Всё суета. Всё суета сует.
Бежал по жизни, ничего не замечая.
Как будто жизни этой сотни лет,
Как будто ей конца и края нет.
А ведь она короткая такая.

Японец, он спокойней и мудрей,
Раз в год бросает всё и созерцает,
Цветущий куст, в своём саду камней,
Ручей, травинку, бабочку на ней,
И облако, что в синей дымке тает.
И этим счастлив…

После долгой зимы показалось вдруг яркое солнце.
Лес напрягся и ждёт не дождётся тепла.
Я смотрю в запотевшее с ночи оконце,
По холодной воде моя юность давно уплыла.

Одинокая чайка кричит над озёрною гладью.
Словно ищет кого-то, и будто не может найти.
Я молю небеса, помоги бога ради.
До конца этот путь мне достойно пройти.

Без обмана и фальши, без подлости и без измены,
Без предательства близких, и старых надёжных друзей.
Я пройду этот путь, и дойду до конца непременно,
Как бы труден он не был, надо только шагать веселей.