Тао В. - Причуды 2.0

мертвая балерина в банкетном

зале, желтая – как оживающая кукла

как подводная лодка

Los Lobos вливаются осами в мой ночной

город пустоши миражи в желтой прессе

сквозит алфавит гепатит —

собирай вещички, мертвая куколка —

я никогда тебя не увижу,

я никогда тебя не забуду

в моем пустом городе, скользя мимо

в мертвом лимузине

я ничего не могу

после себя

оставить

Язык чувств и зеркальные блики по стенам.

Сумасшедшая крона дерева. Синтез стульев в

столетиях – тонешь и не знаешь, на каком берегу

проснешься.

Гулял край ветра по комнатам…

Забавлялся соловей тусклым лезвием

звука: примеривался к проему окна

Брат не спал. Видел, как я встал с пола и тихо

остановил часы

Кровь: песок измазал ладони, еще влажные

от запахов реки, полные принесенной смерти.

Вот и услышал напев у себя в голове. Вот и узнал…

Ленивый алебастр света в легких, тлеющий вкус

сигареты. Товарная станция дышит отравой, сытыми

терриконами счастья…

язык вокзальных пространств – толкаю стеклянную

дверь

и взрыв голубей выметает комнату из двойника,

задевая лицо

Самая легкая из смертей, что у меня есть.

Ты еще будешь дышать тишиной жарких комнат

в своем городе: стоя перед окном или лежа во сне,

на асфальте: река течет,

намывая пески уснувшему золотоискателю —

золотая рука, унесенная в смерть

Облезлый холод, внизу…

двери подъездов открыты, сердца кошек просятся

в небо. Холодные пальцы. Прикосновения цедят

вечность для первого поцелуя:

сольемся в сон хижин, в вой шакалов,

в беспамятный капкан очага…

осень в бликах роящейся занавески…

халат, натянутый на голое утро: выйди на горный

свет алеющих пиков, в древесную молитву на

проясняющейся террасе…

Холод качнул ветвями над тишиной.

Зигзаг рыбы в водоеме, белые камни…

пустая лодка, принесенная ночью к берегу

…иней на крыше: стекает в подставленную ладонь.

Звериный мох в тишине – податливый и упругий.

Камни тянут дорогу в гору и холод чист как вода,

как мысли

пластиковые бомбы, бутылки среди этой смерти

баньши разрушают магию войны, ангелы на

распродаже, толчея —

и ноутбуки с шорохами мира

…эфир занят солнечной возней,

льется его масло на пальцы…

ты принесла мне звезду и горсть мокрых сверчков:

порог пахнет вселенной, полынью и копошатся

муравьи среди созвездий

запаслись отражениями зеркала

Птицами. Будущим. В сердце – ни камней, ни сетей

(зачерпывал время сетью рыбак, умывая руки)

перемигивался маяк со вселенной

Луна – дочь истукана. Нирвана

вваливалась в комнату через окно

ночь

мела в зеркалах, Аллах

разрушал Лос-Анджелес

разметал ангелов по всему Свету —

мы были клонами, убегающими в рассвет

Вечер разбавленный алкоголем

Раздавленный лай собак в моем пригороде.

Дырявая оцелкованная мелодия на уме – что-то

телевизионное

ночь чиста – легка как лихорадка

посетившая голову. Обрыв подоконника, сна…

Маятник зеркала зачерпывал ночь как часть

полнолуния.

Шорох золы в пустом доме…

лунная полынь жгла губы, плавала решетом.

Невидимый рост растений в зеркалах.

Угрюмый бокал…

Мраморная Офелия, тишина.

Вилась лиана через глазницу. Ат он прострелил

бедро. Ты вошел в дом, пастух друзей – споткнулся

о порог

Вежливые сны как телохранители,

или убийцы. Вас выжали из меня: и только

умерший кот танцевал по комнатам тела

А в мае пришли индейцы, пестрые как поминки!:

три тела – три сознания. Каравай ноги в танце…

выбери меня, или трех сестер в

Подуло с зари: третья серия…

Шатер раскинулся ночью! Расцвели вишни!

ночная фальшь ветерка, занавески…

А кроме меня есть петух одноглазый.

Есть песня проглоченная. Желтая сова…

тайна, упущенная неумело – утекла,

измазав коготь ночи напоследок…

выступила кровь – Главная Героиня.

Трепет мотыльков разламывал рамы

(Я взглянул в окно, на гостей): только реки

не хватало, шутов в лошадиной крови!

И прощалось поле с дорогой. Смех колосьями

плел песню, пылил до утра:

вот, мы прожили, славно, еще одну вечеринку!

Ветер доволен, не думая о вине

пролитом в полночь…

море молилось спокойно: выйдя из нас

свечи, колеблемые порывом сквозняка,

Евангельская грусть в глазах – мы были бризом

Сан-Франциско, плотью, сжигающей ветер – голые

паруса

Птицы размешивают воздух, но зной

не отодвигается, не становится короче…

Призрак путешествует в развевающемся теле —

вспоминаю самую красивую мусульманку в этом

городе, солнце отсвечивает сваями небоскребов —

кофе-арабик, плеер

протравленные кроны заката —

ты растворилась в ментоловом прибое

улиц

Мелан езия, смешавшаяся на языках —

в оргии улыбок, сердец. Ночь, ставшая для нас

чем-то еще. Теснящиеся буйволы в сердце…

мы поджигаем вакуум,

что бы соединиться в красивейшую плоть

путешествия

…небо выскочило кузнечиком из-под рук.

Ложились саперы в полночь. И была луна.

Пело колесо телеги всю ночь, несло с собой ковыли,

сапоги солдат (мерное бряцало).

Где ты, мой гость нежданный?! Ненадежная

подруга, запертая полночь

Монотонное олово баюкает поверхность реки.

Медленные черепахи сна… медный таз блестел,

трогая полнолуние – и сушь черемухи

шагала за окнами, всю ночь считая шелест.

Болты кисли в своих соитиях.

Неоновый месяц теребил поверхность вод, поднимая

солдат на пахоту. Контроль часов. Улыбок лунных

циферблатных. Сияла пыль, дорога —

и голос умолк, обожая безмолвие

Мысли влекомые на убой.

Пепел образов, достигший света.

Легким лучом сметен часовой, соловьи сочинили

загадку: чей брат будет первым птицеловом?

Тревожное утро: засиделись допоздна,

прождали ночь – а она не вернулась, скутавшись

с плеч …еще сон истекал с тополей, притворяясь

ребенком

Многоголосье птиц напоминало здание – вечно

разрушаемое, или пустое. Нет подобия скалам,

покою.

Тревога газеты шуршала вяло

раздумывал вентилятор. Саранча сыпалась

из страниц: колкий пол…

Машинную память несло на луга, целый лес

нашептали саперы, ушли: и лес замер,

встав на дыбы. Минные поля грелись,

зрели среди цветов

Сонным летом, растеряв друзей…

Неторопливый зной сушил сигареты на столе,