Варвара Малахиева-Мирович - Хризалида. Стихотворения

Казалось, здесь (не дома, за стенами,
Под кровлею давя́щей потолка)
Найдется то, что грезами и снами
Обещано душе издалека.

И находился пахнущий навозом
С подкладкой розовой докучный шампиньон,
Хрустальных бус рассыпанные слезы,
Железный шип и медный шнур погон,

Огромный ржавый гвоздь, стеклянные осколки
И глиняной посуды черепки…
Весь этот хлам я сохраняла долго,
Залог чудес и след моей тоски.

Тоски искателя сокровищ небывалых
На обгорелых жизни пустырях…
. . . . . . . .
И после их всю жизнь я собирала,
И ныне чту обугленный их прах.

Влачу, как змий влачит на чреве,
Я в мире низменную плоть.
Запретный плод на райском древе
Высоко поместил Господь.

Уж не взираю с вожделеньем
На недоступную красу
И нищее мое смиренье
С глухим терпением несу.

И, только в снах, раскинув крылья,
Своей свободою горда,
С низин, постылых и унылых,
Я улетаю иногда.

День солнечный, а на душе туманно.
Остановилось жизни колесо.
Читать, писать, обедать стало странно
И опостыло всё.

Не развернулась ли уж до конца пружина,
Не развинтились ли истертые винты?
И в первый раз как бы дыханьем сплина
Пахнуло на душу из темной пустоты.

Глупо, глупо, неумело
Жизнь моя прошла.
Как солома прогорела,
Всё кругом сожгла.

У пустой и черной печки
Весело сидеть,
Над огарком чадной свечки
В полночь песни петь.

Хоть невесело, а нужно —
Долго до утра
Воет боль ноги недужной,
Подвывает страх.

В дни боев и бездорожья
Я ведь не был трус,
Отчего же и кого же
Я сейчас боюсь?

Засыпан снежною пургою,
До ночи, верно, я усну.
Проснусь и встречу всё другое,
А не метельную волну.

Ко мне доходят еле-еле
Сквозь крышу голубых снегов
Напевы злобные метели
И дальний колокола зов.

И боль, и холод замерзанья
Уж стали как неясный сон,
Как отблиставшее мерцанье
На грани тающих времен.

Затмились дали,
Разбились ритмы,
Без слез – печали,
Без слов – молитвы.

Поземок белый
В степи курится.
Оледенела
Моя теплица.

В морозных стеклах
Не видно неба.
Растений блеклых
Поникли стебли.

Давно не плещут
Фонтанов струи,
И странно, странно,
Что всё живу я.

Так некогда явился Искуситель [157]
Монахиням в стенах монастыря,
Как ты вошел в души моей обитель,
Где уж иных миров забрезжила заря.

Твое лицо так грозно мне знакомо,
Оно подобно Утренней Звезде
Дерзаньем, красотой и смертною истомой.
Я видела его, но не припомню, где.

Ах, это было в день изгнания из Рая —
Так светоносная Денница расцвела,
Когда на пустыре, бездомная, нагая,
К ночному небу взор я подняла.

Сквозь малую души моей орбиту [158]
Несется вихрь космических пучин.
Моих небес нарушен строгий чин,
Вершины гор повержены и смыты.

Сорвавший цепь с глубинных ураганов,
Воззвавший их на волю из тюрьмы,
Могучий ангел хаоса и тьмы
Влечет ее на пир своей стихии пьяной.

Но властный лёт его ужасных крыл
Заклятьем грозным имени иного
Приостановит Творческое Слово,
Архистратиг небесный Михаил.

К чему слова? Душа проходит
Через такую глубину,
Где ликов жизни не находит,
Где смерть влечет ее ко дну.

И так звучат смешно и скучно
Все «для чего» и «почему».
Что нужно здесь и что ненужно —
Ответим Богу одному.

Имя дьявольское – Ложь.
Дьявол – ткач всемирной лжи.
Тканей лжи не разорвешь,
Только узел завяжи.

В первый малый узелок
Дьявол черное зерно
Завивает, и росток
В тот же миг дает оно.

Через миг оно цветет,
Миг еще – созревший плод,
Сеет, веет семена…
Жатва Дьявола пышна.

Багряно-алые, страстны́е,
Цветы чертополоха злые.
На листьях острые зубцы
Сулят терновые венцы,

И весь могуче-злобный вид
Предел страдания сулит.
. . . . . .
И я не знаю, отчего
Ищу в них знака твоего.

Был день, когда вошел могучий
Ко мне сам повелитель зла.
Синели крылья грозной тучей,
И в тучах молния цвела.

И на челе его блистала
Кристаллом пламени и льда,
Как смерти трепетное жало,
Денницы алая звезда.

И жаждой битвы и объятья,
И смертоносного вина,
И вечной гибели проклятья
С тех пор ему я предана.

Но странно: крылья грозовые,
Как сон, исчезли. Нет звезды.
И вижу скорбные, больные
Давно любимые черты.

Дикий лес, загадочные страны
Роковых провалов бытия.
Что ни шаг – чудовища – Обманы
И шипов терновых острия.

Не пройдет никто здесь невредимо,
Но иного в мире нет пути
Тем, кому судьба велела мимо,
Мимо жизни и любви пройти.

Меркнет свет. Рассудок цепенеет,
Стонет эхо прошлых голосов.
Впереди забвенья ветер веет,
Задувая чей-то дальний зов.

Кто зовет, куда зовет, не знаю,
Этот голос называя «Ты».
Память сердца гаснет, изменяет
Дорогие светлые черты.

И душа понять уже не смеет,
Это Ты иль это призрак Твой,
Или смерть тропинку озаряет
Ей в ответ на стон ее глухой.